– Нету.

– А где все-таки твой приятель?

– Я же тебе сказала: он мне надоел. – Она перешла на кушетку, устроилась полулежа, обнажив ноги намного выше колен, а рядом поставила чашечку с горячим жидким шоколадом.

– О том, что он тебе надоел, ты мне не говорила.

– А как я сказала?

– Не помню.

– И я не помню.

– Ты вроде сказала – с ним в ссоре… И еще сказала – о нем не вспоминаешь, так?

– Чего ради он тебе сдался? Мало ли…

Она не договорила, а меня словно иголкой кольнуло это «мало ли».

– Я хочу быть самостоятельной и иметь призвание актрисы, – вздохнула она, – а еще я хотела бы иметь ребенка…

Я ужасно смутился, сам не знаю почему, что ж плохого иметь ребенка, но я сильно покраснел, а она сказала:

– Да ты совсем ребенок.

А она не ребенок, вот те на… Я вытащил из кармана газету, показал ей, где написано про меня, но это ее нисколько не заинтересовало.

– Ты мне нравишься, – сказала она, – но не за это. Чудак, разве за газетную статью можно нравиться?

– А за что же?

– Так…

Она отпила глоток жидкого шоколада и сказала:

– Нравятся просто так… Ни за что…

Она вовсе не хихикала, как обычно, что бы это значило? Скорей всего, просто так – не хихикала, и все. Я видел у нее во рту два маленьких миниатюрненьких клычка, два остреньких зуба, и вспомнил, она хвалилась, что ест сырое мясо, очень любит. А за что она мне нравится? Не за клычки же во рту, в самом деле? Просто нравится.