Потом наступает Темнота. А там и первой главе конец вскоре настает…
Следующая глава начинается со страниц книги, которую на досуге писал журналист Тихонов. Разбирать эти главы «лейтенантской прозы» смысла нет никакого. Уже с первых абзацев становится понятно, что Тихонов безнадежный графоман, не воевавший и даже не служивший, типа почившего в 2005 году воронежского писателя Дегтева, но любящий, как и тот, писать «про войну». Одна надежда – автором это было сделано осознанно и с умыслом. В конце концов, и серая бездарность имеет право на (сейчас вверну любимые словечки критиков-восхвалитиков) трансцендентное и метафизическое, на переворачивание основ, на… Да, в общем, именно что на.
Я даже ожидал, что, учитывая напичканность «Покрова-17» всевозможными аллюзиями, тихоновская бездарность будет обыграна и активно использована – например, дружеским кивком елизаровскому «Библиотекарю». Но нет, все печальнее, потому что ближе к концу герой начинает лосниться от пафоса:
Увы нам, увы. Становятся «правдивыми» опереточные солдаты и их реплики:
Причем если в речи бойца «хата» еще как-то оправдана, то в авторской речи фраза
Становится «правдивым» солдат, без ведома сержанта лазящий по деревне, в который взвод остановился на постой. Сам сержант хорош не меньше, в деревенском доме, куда зашли бойцы, приказывает оружие в пирамиду сложить. Как это себе автор навоображал – лучше не допытываться… Но взводный лейтенант и сержанта переплюнет – будет шляться по деревне и выяснить у солдат, где какое отделение расположилось…
Критик Алексей Колобродов благодушно («Свой своему поневоле брат» – известно чья народная поговорка) отметил в статье о книге «Покров-17» «клиповость» прозы Пелевина-младшего. Мол, ну вот такая особенность у нее, не будем излишне строги. На самом же деле проблема глубже – в клиповом мышлении автора. По другому он писать не умеет и вряд ли научится, если так дело и дальше пойдет. Его так называемая «проза» – лишь печальное последствие этого уже сформировавшегося типа мышления. Автор не способен освоить и внятно изложить важнейшую тему для настоящей прозы – тему человека. Соответственно, и сама жизнь в представлении автора – некий хаотичный набор нелепых картинок, да и то большей частью виденных на мониторе.