Что ж, сложно не согласиться с этим финальным утверждением: едва ли подобного рода чтение может поспособствовать изучению и познанию русского языка. Но… Но хочется все-таки возразить учителю Кузнецову.

Кроме сквернословия Улицкой и Толстой, из небольшого сравнительно письма нам открывается довольно многое: например, отношение автора к либеральной интеллигенции и Соединенным Штатам Америки, к роману В.П. Астафьева «Прокляты и убиты» и отечественным литературным премиям. Мы узнаем о симпатичных автору певцах и писателях, об опасениях по поводу сокращения школьной программы по литературе и, наконец, о твердом убеждении, что авторы книг, напичканных нецензурщиной, «способствуют вытеснению русской классической литературы из учебного процесса в школе». Начав с дамской копролалии, автор постепенно переходит к другим темам и персоналиям, так что по прочтении письма не остается цельного впечатления, зато повисает вопрос: «При чем здесь “женская проза”, если В.П. Астафьев десятилетием ранее писал отборным русским матом?..» Понятно, что от женщины обычно ждут изящества и красоты, но две, пусть даже очень известные матерщинницы, никак не тянут на обобщение. Не встречается мат ни в романах Олеси Николаевой или Инны Булгаковой, ни в рассказах Инны Собакиной или Екатерины Наговицыной. Вы скажете, что не всем известны Собакина и Наговицына? Так вот это и есть настоящая беда современной русской литературы.

Беда эта в том, что существует медийная, всем известная и доступная литература и литературная резервация, в которой, по слову писателя и филолога Ю. Милославского, «пребывает все то, что не вписывается / не допускается в паралитературный процесс». Ситуацию эту Ю. Милославский связывает с государственным переворотом 1993 г., когда в качестве культурной программы, пусть и с поправками, было принято «Письмо 42-х». Конечно, радикальные рекомендации оказались смягчены, и «повседневный внутренний режим в “русской литературной резервации” <…> был и остается щадящим». Но тем не менее современный читатель знаком именно с медийной литературой или премиальной паралитературой. Все остальное до него попросту не доходит. Читателю порой просто невдомек, что книги, которые заполняют прилавки, это отнюдь не все и далеко не лучшее, что создается сегодня на русском языке. Забавно бывает слышать, как человек, знающий десяток «раскрученных» и пяток «не раскрученных» имен, заявляет о новом для себя авторе: «Никогда не слышал прежде о таком писателе». Как будто белый свет исчерпывается тем, о чем он слышал. Весь мир знает «Кока-Колу», и только в России пьют «Байкал». Значит ли это, что «Кока-Кола» лучше «Байкала»? Нет. Это значит только то, что американцы – хорошие коммерсанты, умеющие всему миру навязать свое и получать с этого дивиденды.