А ведь читатели уже тогда предупреждали: «Мы никак не можем согласиться с таким “перехваливанием” этой повести, имевшей разовое значение, нашумевшей именно в период увлечения нашей интеллигенции критикой “культа Сталина” <…> Повесть оживила антисоветские элементы и давала оправдание чуждых нам взглядов».

Но не вняли критики и писатели. Продолжили петь осанну. Еще более удивительной выглядит реакция на рассказы «Матренин двор» и «Случай на станции Кочетовка (Кречетовка)». Тот же В.С. Бушин писал по поводу «Случая…»: «Новое по сравнению с повестью “Один день…” заключается здесь в том, что писатель не только рисует, как атмосфера культа личности уродует нравственно здоровую натуру, но и показывает, как такая натура в этой атмосфере невольно может стать орудием зла и произвола. Это шаг вперед в художественном разоблачении культа личности. Именно поэтому выбор героя и на этот раз представляется нам чрезвычайно убедительным и удачным…» («Герой – жизнь – правда», «Подъем», 1963 г.)

В рассказе «Случай на станции Кочетовка (Кречетовка)» молодой человек, вчерашний студент, идеалист лейтенант В.В. Зотов служит дежурным помощником военного коменданта. В его ведении отправка поездов. Время действия – ноябрь 1941 г. А это значит, что немцы наступают по всем фронтам и даже рассматривают в бинокли башни Кремля, Москва все еще на осадном положении, не так давно в столице была настоящая паника. И вот на станцию, где служит лейтенант Зотов, является некий симпатичный и вежливый человек и говорит, что отстал от поезда. Он из окруженцев, а сейчас направляется обратно на фронт. При этом у симпатичного человека нет документов, нет нормальной формы – гардероб его пестр и замысловат, а еще человек интересуется картами местности и не знает, что такое Сталинград. Смотрел-смотрел на него лейтенант Зотов, да и задержал по подозрению в осуществлении диверсионной деятельности. Но советские критики и писатели сочли, что совершенно нормальный и даже обязательный в условиях военного времени поступок лейтенанта есть не что иное как пример нравственного уродства, а сам лейтенант – орудие зла и произвола. Так что не Гозман, не Кох и не Чубайс первыми начали хулить и кощунствовать, они лишь приняли эстафету у будущих патриотов, в том числе – у советских писателей, изобличающих ныне предательство.

Говорить о том, что Александр Исаевич проявился только в «Раковом корпусе» или «Архипелаге…», значило бы кривить душой. Робкие апологии «России, которую мы потеряли» и бандеровского движения предприняты уже в «Одном дне…», а поклеп на Красную Армию, обычных советских людей и советскую действительность как таковую, «уродующую нравственно здоровые натуры», отчетливо виден в «Случае…» На примере лейтенанта Зотова Александр Исаевич показывает не влияние атмосферы «культа личности». Не на «культе личности» воспитан молодой лейтенант, а на любви к Родине и Революции. Именно это, а не «культ личности» он готов защищать до последнего вздоха. Но окружают его обычные, по мнению автора, люди, которым до войны как будто и дела нет. Главное – поесть, купить чулочки и приятно провести время. Зотов выглядит уродом именно потому, что не похож на окружающих его обывателей, которые уж точно не стали бы задерживать возможного диверсанта. Симпатичным в рассказе смотрится именно задержанный. Лейтенант Зотов – тупой фанатик, остальные персонажи делятся на пострадавших от системы и мерзкое, похотливое большинство, озабоченное исключительно своей утробой. Культ личности имеет ко всему этому такое же отношение, как Китай-город к Китаю.