В свое время народ был разделен на различные, стоявшие рядом друг с другом классы, каждый из которых обладал своими особыми правами, своими собственными привилегиями и специальными обычаями. Буржуазия занимала под дворянством место, которое она отнюдь не собиралась оставлять. Но монархическое государство, уравняв социальные привилегии, способствовало сближению между обоими общественными классами, подготовленному уже в XVI в. экономическими и моральными переменами, последовавшими за эпохой Возрождения. Со старым духом, или, если угодно, со старым сознанием сословной чести было покончено. Честолюбие выскочек отныне состояло в том, чтобы подняться до дворянства, господствующее положение которого поддерживалось монархией и пребывание в рядах которого являлось единственной окончательной гарантией всех социальных привилегий. Городские патриции, бывшие чиновники, разбогатевшие купцы — все стремились теперь добиться дворянского звания. На богатство смотрели лишь как на трамплин, необходимый для того, чтобы перескочить в дворянский класс. Сыновья фабрикантов и удачливых предпринимателей спешили избавиться от коммерческих дел своих отцов[1132] покупали дворянские поместил, прибавляли к своему имени название приобретенных ими владений и заставляли обращаться к себе с титулом «мессир», пока жалованные грамоты формально или просто привычка не возводили их в ранг, которого они так страстно желали добиться[1133]. Чтобы составить себе представление об этом всеобщем стремлении добиться дворянского звания, достаточно перелистать бесконечно возобновлявшиеся и никогда не достигавшие цели распоряжения относительно незаконного присвоения дворянских титулов. И однако пожалования в дворянство получались с исключительной легкостью. Часто случалось, что они давались людям, благосостояние которых было непрочно и которые вскоре оказывались не в состоянии жить сообразно требованиям того класса, в ряды которого они вступили. В 1664 г. пришлось постановить, что баронские титулы не будут впредь выдаваться, если соответствующие лица не смогут доказать наличия у них доходов по крайней мере в 6 тыс. флоринов с феодальных владений; эта сумма была доведена для графов и маркграфов до 12 тыс. флоринов и до 24 тыс. для князей и герцогов. Отчуждение феодов, приносивших эти доходы, влекло за собой утрату пожалованного титула[1134].

Вряд ли можно убедительнее доказать, что новое дворянство состояло главным образом из богатых или разбогатевших людей. От его военного происхождения уцелели лишь внешние признаки — право ношения шпаги и наличие гербов. К тому же оно не пользовалось больше своими прежними привилегиями. Оно подсудно было обыкновенным судам и почти повсюду подлежало обложению, за исключением. некоторых провинций вроде графств Артуа и Намюра, где оно лишь в очень незначительных размерах было освобождено от налогов. Кроме того оно не превратилось, как во Франции, в придворное дворянство, покидавшее свои поместья, чтобы жить в столицах около государя, так как после смерти эрцгерцогской четы в Брюсселе не было больше ни двора ни государя. Как крупное, так и мелкое дворянство жило в деревне круглый год, либо во всяком случае до наступления ненастного времени, которое более богатые дворяне проводили в своих городских дворцах[1135].