Впрочем, всегда надо было помнить, что неумение и неумеренность в такого рода практике были опасны: «Тов. Сталину. Секретариату ЦК в начале текущего года стало известно, что первый секретарь Курганского обкома тов. Шарапов плохо работает и недостойно ведет себя в быту. Он часто не выходит на работу, пьет, причем выпивки происходят не только дома, но также и в помещении обкома и при выезде в командировки в районы. За время своего пребывания в Кургане тов. Шарапов сожительствовал с рядом женщин…» Подобная «информация» могла оборвать карьеру любого функционера – правда, в том случае, если сопровождалась утратой «деловых» качеств: срывом планов или невыполнением иных указаний центра[633].

Говоря о столь многогранном процессе, как нараставшая алкоголизация советского общества, не стоит упрощать проблему, как это делали недавно наши «трезвенные» издания, сводя ее к политической ошибке Сталина и злой воле окопавшихся в Наркомфине царских чиновников, которые-де и убедили советское руководство вновь ввести государственную монополию на спиртное[634]. Реальность была намного сложнее. Алкогольно-финансовая политика в 1920-1930-х годах испытывала серьезные колебания, пока явно не установился курс на развитие питейной сферы.

На это решение, по всей вероятности, повлияла и неудача введенного в 1920 году в США «сухого закона» – 18-го добавления к конституции (ProhibitionAct), согласно которому на всей территории страны были запрещены производство, продажа и ввоз алкогольных напитков. Но уже в 1925 году министр финансов вынужден был заявить, что в его силах перехватить лишь 1/20 часть ввозимой в США питейной контрабанды. На «бутлеггерстве» – подпольном производстве и торговле спиртным – быстро вырос многомиллиардный криминальный бизнес во главе со знаменитым королем контрабанды и рэкета Альфонсом Капоне, и специальная президентская комиссия в 1931 году представила доклад о полной неспособности властей воспрепятствовать ему. В итоге новый президент Ф.Д. Рузвельт отменил «прогибишен» с января 1933 года.

В СССР курс на расширение водочной торговли вместе с «коренной реконструкцией» общества способствовал появлению массового потребителя спиртного в его наихудшем варианте. После тихого завершения трезвенной кампании 1928–1931 годов развитие «питейной» отрасли резко пошло в гору, что особенно заметно на фоне серьезного спада производства важнейших товаров широкого потребления к концу первой пятилетки. В 1936 году производство спирта увеличилось в 250 раз по сравнению с «сухим» 1919 годом и после коренной реконструкции заводов перекрыло уровень 1913 года, о чем рапортовали работники отрасли к двадцатилетнему юбилею советской власти[635]. На новых предприятиях трудились свои 15 тысяч стахановцев.