7

– Мама, – уже в августе сказала Назия, – вчера Хадр спрашивал у меня, нет ли новостей об экономке профессора Анисула.

Та бросила свое занятие. Она разбирала лоскуты и нитки в комоде, где хранились принадлежности для шитья. Мать любила время от времени наводить там порядок: каждый лез туда, если что-то требовалось, и рылся, не заботясь об аккуратности. Очень скоро там образовывался бардак. Пару раз в год мать с тщанием прибиралась в ящике, а потом звала Назию и девочек показать, в каком виде его следует содержать. Лоскутки шелковой и хлопковой материи, такие нужные всем, лежали рядом с ней на диване, тщательно рассортированные по цвету.

– Я ничего о ней не слышала.

– Он спросил, не решила ли она вернуться в Газипур. Сказал, что в такое время лучше жить с семьей.

Мать сложила руки на коленях, ладонями вверх, и, подняв голову, в отчаянии посмотрела на Назию:

– Но мы не можем отпустить Хадра. Мы ведь не справимся без слуг.

Однако к концу разговора мать и Назия решили: хочет уйти – пусть, никто не будет жаловаться.

Кажется, наступил сентябрь – не один месяц прошел со дня ареста Рафика. Мать в сопровождении Хоки каждый день ходила в полицейский участок в Рамне и к казарменным воротам, требуя известий о сыне. Каждый день. Отец молчал. Он с ней не ходил. И искренне считал, что надежда может свести с ума. Утром он наблюдал, как она уходит, усаживался в кресло и читал книгу или удалялся в кабинет, чтобы поработать над, как он говорил, приостановленным делом. Дверь в кабинет запиралась, и отец оставался наедине со своими мыслями.

Семь раз приходила пакистанская полиция – обыскивать дом. И лишь однажды забрала в участок кого-то из домочадцев. В тот раз внимание полицейских привлекли замысловатые чертежи мостов, сделанные профессором Анисулом, и они прихватили с собой и их, и автора. Арестованный вернулся невредимым через три часа. К омерзению и злости профессора, чертеж остался в участке.

– Кажется, они решили, что я шпион или саботажник. Но как можно шпионить за тем, чего не существует, вредить тому, что нарисовано на бумаге?

В те дни к воротам, случалось, приходили женщины – просить еды. Те, что лишились крова, семьи и средств к существованию. Отец говорил: то, что мы можем для них сделать, должно быть сделано. Они и просили-то немного: воды, в которой варился рис. Отец говорил: если дать им больше, значит, дать больше, чем соседи. Дай больше – и в один прекрасный день толпа сломает ворота и ограбит твой дом. Восемь вдов, ежеутренне приходивших к порогу, получали воду после варки риса, а иногда – ложку дала.