Пишу под впечатлением сегодняшнего разговора с приехавшим из Берлина Рыковым. Еще раньше Зорин мне говорил, что Вы считаете, что после заболевания В. И<льи>ча у Вас нет больше друзей среди нас. Это совсем, совсем не так, Алексей Максимович. <…> Весть о Вашем нездоровье тревожила каждого из нас чрезвычайно. Не довольно ли Вам сидеть в сырых местах под Берлином? Если нельзя в Италию <…> — тогда лучше всего в Крым или на Кавказ. А подлечившись — в Питер. Вы не узнаете Петрограда. Вы убедитесь, что не зря терпели питерцы в тяжелые годы. Я знаю, что вы любите Петроград и будете рады увидеть улучшения. <…> Дела хороши. Подъем — вне сомнения. Только с Ильичом беда [БАСИНСКИЙ (II). С. 66].
Пишу под впечатлением сегодняшнего разговора с приехавшим из Берлина Рыковым. Еще раньше Зорин мне говорил, что Вы считаете, что после заболевания В. И<льи>ча у Вас нет больше друзей среди нас. Это совсем, совсем не так, Алексей Максимович. <…> Весть о Вашем нездоровье тревожила каждого из нас чрезвычайно. Не довольно ли Вам сидеть в сырых местах под Берлином? Если нельзя в Италию <…> — тогда лучше всего в Крым или на Кавказ. А подлечившись — в Питер. Вы не узнаете Петрограда. Вы убедитесь, что не зря терпели питерцы в тяжелые годы. Я знаю, что вы любите Петроград и будете рады увидеть улучшения. <…> Дела хороши. Подъем — вне сомнения. Только с Ильичом беда [БАСИНСКИЙ (II). С. 66].
Примирительно-дружелюбный тон письма Зиновьева можно объяснить спецификой межличностных отношений в ближайшем ленинском окружении. Подружиться со вчерашним оппонентом и даже обидчиком, но человеком важным для успеха «нашего» дела и изъявляющим готовность стать соратником, считалось в нем правильным, политически целесообразным решением. Ренегатство жестко порицалось, но искреннее желание примкнуть к партии большевиков, — которая на самом деле до Революции была партией ультрарадикальной меньшинства, принималось охотно, вполне в духе христианской традиции, как «торжество правды,
сопротивление эксплуататоров начинается д о их свержения и обостряется после с 2-х сторон [ЛЕНИН. Т. 39. С. 261, 262],
сопротивление эксплуататоров начинается д о их свержения и обостряется после с 2-х сторон [ЛЕНИН. Т. 39. С. 261, 262],
— уничтожил «весь старый руководящий слой партии, государства и армии». Зиновьев, как виднейший представитель этого слоя, одним из первых попал в опалу и вскоре оказался за решеткой. Единственный человек на воле, которого он мог просить заступиться за него перед Сталиным, был Горький. Хорошо зная,