Шолом Аши должны много, оттого их и печатают. Мне они тоже осточертели[194]. И — увы! — я понимаю настроение А. Белого, понудившее его закатиться в антисемитизм. В самом деле: вы посмотрите, какая это бестактная и разнузданная публика, все эти Мейерхольды, Чуковские[195], Дымовы, Ол’д’Оры[196] и другие, им же имя — легион! В литературе русской они кое-как понимают слова, одни слова, но дух ее — совершенно чужд им. И отсюда такие лозунги, как — долой быт! Это в России! Вводят и ввозят из Европы «последние крики», озорничают, шумят, хулиганят. И в конце концов от всей этой их суеты выигрывают только антисемиты. Факт! И давно бы следовало указать на этот источник антисемитизма [ГОРЬКИЙ и ЖУРНАЛИСТИКА. С. 183].

Столь сильное раздражение против «евреев в русской литературе» двух патентованных русских филосемитов может быть в определенной степени понятно, если рассматривать пустяшный по существу «Чириковский инцидент», в общей связи с

не только собственно русско-еврейскими коллизиями, но и ориентацией Дымова, Ш. Аша, Волынского и Шайкевича на западный мир и его художественные влияния и ценности [ХАЗАН (I). С. 72]

не только собственно русско-еврейскими коллизиями, но и ориентацией Дымова, Ш. Аша, Волынского и Шайкевича на западный мир и его художественные влияния и ценности [ХАЗАН (I). С. 72]

Но даже и в этом случае нельзя не удивиться, что у Горького такие общечеловеческие качества, как бестактность, разнузданность и провокативность, выступают в роли характеристик национально-культурной специфики и, как следствие, представляют собой «тот источник антисемитизма». Ведь сам же он, нещадно бичуя косность, лень, распутство и другие человеческие пороки в русском народе, отнюдь не был склонен объявлять их коммуникативными характеристиками «русскости», а значит возможным источником русофобии. Так же в ответе Горького явно звучит одобрение выражено статьи А. Белого «Штемпелеванная культура» [РуПоЕ. С. 36–37], а значит и косвенное согласие с точкой зрения ее автора о тотальной «иудеизации» русской и европейской культурной сцены.

Горьковский ответ — классическая иллюстрация того, насколько глубоки и неподдельны были юдобоязнь и юдораздражение даже у юдофильски настроенных русских писателей. <…> «Последние крики», которые, по терминологии Горького, экспортировали в Россию <те> еврейские авторы <…>, для кого «вселенское» не сводилось к «родному», а скорее «родное» выступало в роли «вселенского», <как, например, Дымов>, являлись неопровержимым литературным фактом [ХАЗАН (I). С. 74].