Жизнь, которую они вели во время съёмок этого фильма и позже, может быть охарактеризована приличной публикой как перманентный дебош. Они ели, пили, веселились, дрались, занимались любовью, ходили по магазинам, и то, что они вытворяли или покупали, выходило за рамки того, что могут себе позволить делать или покупать обычные смертные. Реальность, вполне возможно, сильно отличалась от легендарных рассказов. Как предполагает Мелвин Брэгг, огромные расходы Бартона объяснялись, помимо слепого расточительства, подавляемым горьким страхом перед нищетой. Что касается Элизабет Тейлор, то, судя по всему, она всегда хорошо разбиралась в вопросах управления собственным капиталом и тратила ровно столько, сколько могла себе позволить. Беспробудное пьянство вряд ли может быть залогом нежных ласк, скорее, оно ведёт к ссорам, скандалам и: расстройству печени, и страсть, которая дважды заканчивалась разводом, могла принести столько же радости, сколько и горя. Но эти сухие факты касаются реальных Тейлор и Бартона. В легенде, где персонажами являются «Элизабет Тейлор» и «Ричард Бартон», такие замечания неуместны. В фантазиях зрителей Тейлор — Клеопатра и Ричард Бартон — Антоний были бунтовщиками. Они выкинули из головы древнее правило самосохранения, не заботились ни о самоулучшении, ни о чём другом. Даже толщина Тейлор и похмелье Бартона свидетельствовали об изобилии. Оба они были антитезой аполлонистической традиции, оба не страшились излишков.

Демонстрация разудалой расточительности была характерной чертой того времени — начала 1960-х годов. Целое поколение юных западников выросло на антиматериалистических взглядах эпохи кутежа и загула. Изобилие и буйство дионисийских менад нашло современный им эквивалент в безвкусных демонстрациях, что выходили за рамки как изысканного вкуса рафинированной публики, так и экономического расчёта, не говоря уж о моральных предубеждениях. Драгоценности: бриллиант Круппа, стоимостью 305 000 долларов, который, по словам Бартона, достался ему как штраф на теннисной площадке и которому он потом дал прозвище «ледяной ролик»; бриллиант Картье-Бартона, ещё более крупный; жемчужина Ла Перегрина; бесчисленные ожерелья, кольца, серёжки, броши — все они, конечно, могут считаться надёжным вложением капитала, поскольку регистрируются как вклады, не подлежащие налогам, и для Элизабет Тейлор, и для Бартона — это вполне уместное размещение денег. Однако образ Тейлор-Клеопатры не имеет с этим ничего общего. Легенда говорит, что огромные суммы были пущены на ветер ради чистого каприза, потрачены на праздниках просто ради веселья. Яхты, частный самолёт («Я купил его, просто чтобы мы могли слетать в Ниццу на ланч», — сказал Бартон), меха, платья, вечеринки, ненужное расточительство во всём. Они покупали картины — Ренуар, Моне, Ван Гог, — ставили их в подвал и забывали о них. Они обменяли роскошную яхту на пару щенков и вынуждены были их оставить на Темзе, так как не хотели выжидать срок, необходимый по английским законам о карантине. Собаки у них никогда не были вышколенными — если они портили дорогие ковры, то хозяева просто покупали новые. Они путешествовали по-королевски: «Сто пятьдесят шесть мест багажа, четверо детей, одна гувернантка, трое секретарей-мужчин в походных норковых куртках, один парикмахер, одна няня, четыре собаки, черепаха, два сиамских кота в ошейниках, усыпанных бриллиантами».