Не прав А.Н. Бернштам и в своей попытке изобразить гуннов освободителями Европы, возглавившими поход на Рим. Действительно, в их войске в 451 г. были отряды покорённых ими европейских племён. Однако характерно, что не Рим, а вся «варварская Европа» встала с оружием против гуннов. В войсках Аэция против гуннов сражались, помимо римлян, визиготы, арморикане, саксы, савойские бургунды, рипуарские франки и другие племена. А как только гунны потерпели поражение, их покинули и те европейские племена, которые были принуждены к участию в походе Аттилы.

Такова первая группа ошибок Бернштама, наглядно показывающих, к чему приходит исследователь, не считающийся с марксистской историографией: он плетётся в хвосте историографии буржуазной.

Вторая группа ошибок Бернштама, отметил далее Киселёв, проистекает из того же невнимания автора к положениям марксизма-ленинизма, к росту советской науки. Его книга была подписана к печати спустя ровно год после того, как состоялось историческое выступление И.В. Сталина по вопросам языкознания, нанёсшее решительный удар немарксистскому, вульгаризаторскому, так называемому «новому учению» о языке академика Марра. Широко известно, что Бернштам первое время после языковедческой дискуссии высказывался за необходимость сохранения части «марровского наследства» и отказался от этого только под влиянием критики со стороны большинства советских археологов. Рассматриваемая книга показывает, что автор её отказался от своих марровских взглядов только на словах, а на деле сохраняет в своей работе порочные идеи Марра, продолжая пользоваться его наиболее вредными, вульгаризаторскими положениями. Это прежде всего марровская «теория стадиальности», правда, местами завуалированная срочной подменой марровского термина «стадия» употребляемым в том же смысле словом «период». Уцелели у Бернштама и марровские стадиальные метаморфозы. Так, его тяньшанские саки «переоформляются» в тюрков, а припамирские саки – в иранцев (стр.89–90). При этом он аргументирует главным образом выводами из своих же прежних промарровских статей, не считая нужным подвергнуть их самокритическому разбору. В наличии у Бернштама и марровская «теория о классовом языке» (стр.9, 148,166–167). Совсем как Марр, отыскивает Бернштам «скрещённые» этнические термины в духе анализа по четырём элементам. Та же антинаучная марровская эквилибристика продолжает применяться Бернштамом при «исследовании» эпических произведений. Таким путём, например, доказывается, что мифическая Ай-каган (Луна-каган) древнетюркской легенды – «это образ женщины-мужчины – Иштари» (стр.66), той самой Иштари, в которой Марр и его «ученики» видели общий для всего человечества образ на определённой стадии развития языка и мышления.