* * *
* * *Я сбился со счета, сколько раз с тех пор, как я три года назад начал ездить в Руанду, мне задавали вопрос: «Есть ли какая-то надежда у этой страны?» В ответ я люблю цитировать высказывание менеджера отеля, Поля Русесабагины. Говоря о том, что геноцид оставил у него чувство «разочарования», Поль добавил: «С МОИМИ СООТЕЧЕСТВЕННИКАМИ — РУАНДИЙЦАМИ — НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, КЕМ ОНИ СТАНУТ ЗАВТРА». Хотя он имел в виду совсем иное, эта мысль показалась мне самой оптимистичной из всего, что мог сказать руандиец после геноцида, в чем-то схожей с утверждением генерала Кагаме о том, что людей «можно сделать плохими, а можно научить быть хорошими».
«С МОИМИ СООТЕЧЕСТВЕННИКАМИ — РУАНДИЙЦАМИ — НИКОГДА НЕ ЗНАЕШЬ, КЕМ ОНИ СТАНУТ ЗАВТРА».Однако надежда — это такая сила, которую легче назвать по имени и поклясться ей в верности, чем воплощать на деле. Так что предоставлю вам самим решать, есть ли надежда для Руанды.
Расскажу напоследок еще одну историю. 30 апреля 1997 г. — почти за год до того момента, когда я пишу эти строки, — руандийское телевидение показало сюжет о человеке, признавшемся, что входил в отряд
Арестованный пояснил, что это массовое убийство было частью кампании «освобождения», проводимой «Властью хуту». Его банда, в которую входило 150 боевиков, состояла в основном из бывших солдат РВС и
У руандийцев нет нужды в новых великомучениках: для них уже нет места в их заваленном трупами воображении. Равно как и у всех нас. Но разве не сто́ит всем нам собраться с мужеством по примеру этих отважных девочек-хуту, которые могли бы выбрать жизнь, но вместо этого предпочли называть себя руандийками?
БЛАГОДАРНОСТИ
БЛАГОДАРНОСТИ
БЛАГОДАРНОСТИПрежде всего я в неоплатном долгу перед сотнями руандийцев всех профессий и родов занятий в частной и общественной жизни, которые великодушно доверили мне свои рассказы.