Сожаления Клинтона о прошлом были убедительнее его уверений касательно будущего. Когда он сказал, что «отныне мы не должны осторожничать перед лицом доказательств» геноцида, не было никаких причин верить, что мир стал более безопасным местом, чем был в апреле 1994 г. Если и можно было сказать, что опыт Руанды преподал миру какой-то урок, то урок этот заключался в том, что подвергающиеся опасности люди, которые полагаются на международное сообщество, ожидая от него физической защиты, остаются беззащитными. В то декабрьское утро, когда Олбрайт прилетела в Руанду, террористы «Власти хуту», скандируя лозунг «Убей тараканов!», зарубили, забили дубинками и застрелили более 300 тутси в лагере на северо-западе, а в дни перед прибытием Клинтона в Кигали не менее 50 тутси погибли в результате похожих массовых убийств. На таком фоне обещание Клинтона «работать с Руандой как с партнером, чтобы покончить с этим насилием», звучало преднамеренно туманно.
И все же в Руанде, которая свела почти к нулю расчеты великих держав, к великому сожалению последних, рассказ Клинтона о политической организации геноцида и его похвала правительственным «усилиям по созданию единого государства, где все граждане смогут жить свободно и безопасно», были поняты как самый резкий на тот момент международный отпор непрекращающимся попыткам
«Это нас совершенно поразило, — говорил мне один знакомый-хуту по телефону из Кигали. — Вот политик, который от этого ничего не выигрывал, но говорил правду по собственной инициативе». А один тутси, которому я звонил, сказал: «Он сказал нам, что мы не просто забытые дикари. Может быть, нужно жить где-то далеко, например в Белом доме, чтобы так увидеть Руанду. Жизнь здесь остается ужасной. Но ваш Клинтон позволил нам почувствовать себя менее одинокими. — И он рассмеялся: — Наверно, удивительно, что человек, который прежде вроде бы равнодушно смотрел, как убивают твой народ, создает у тебя такое чувство! Но руандийца теперь трудно чем-то удивить».