— Она еще жива. Все еще...

И прочее в этом роде. Пока не кончается пленка. 

— Довольно пустой разговор с профессиональной точки зрения, — устанавливает Борислав.

— Но обещающий.

— Да, обещающий катастрофу. И не в очень далеком будущем. Парень хваткий, времени зря не теряет.

— Хваткий парень и ветреная девушка... Идеальное сочетание для Томаса.

— Ты считаешь, она до такой степени ветреная? — спрашивает мой друг.

— Тебе известно, что я считаю медленно, и мне трудно ответить тотчас же. Особенно когда материал подается в искромсанном виде, точно рагу. Тут тебе снимки Анны Раевой, там письменная справка о ней же, а там запись ее звонкого голоска. Мне кажется, если я обменяюсь с этой Анной несколькими словами, но только так, один на один, то у меня будет более верное представление о ней, чем то, которое может сложиться после ознакомления с целой кучей звукозаписей и визуальных документов.

— Именно это я хотел сказать, — замечает Борислав. — Может, эта техника и полезна, но порой она начинает действовать на нервы. Особенно в тех случаях, когда имеешь дело с одной лишь техникой и, вместо того чтобы действовать, вести поиск, встречаться лицом к лицу с теми, кто тебя интересует, сидишь в оцепенении в четырех стенах, сменяешь пленку, просматриваешь видеозаписи, листаешь бумаги...

И он с досады швыряет на стол пустой мундштук.

* * *

— Ну, теперь ты не будешь жаловаться на то, что приходится сидеть в четырех стенах? — спрашиваю я Борислава, когда мы входим на следующий день, в обеденную пору, в кабинет. — Тебя ждет дорога.

— На Панчерево или на Дервеницу?

— Несколько дальше. В Стамбул.

— По какому поводу?

— Повода два: Томас и Чарли. Первый уезжает поездом, второй — самолетом. Причина пока неизвестна, но совпадение волнующее.

— И ты делаешь великодушный жест — посылаешь меня вместо того, чтобы ехать самому? — спрашивает Борислав, все еще исполненный недоверия.

— Никаких жестов. Я еду поездом, ты — самолетом. А сейчас нам не повредит маленько поразмяться. У Чарли — встреча с Марго. У нее на квартире.

Двадцать минут спустя мы уже в семейном очаге геологов. У встречающего нас лейтенанта несколько сонный вид, а его помощник просыпается и вскакивает при нашем появлении.

— Всю ночь резвились, — сообщает офицер. — Опять у них морфий кончился, не знают теперь, что делать. Жрут какие-то таблетки, лакают коньяк — просто диву даешься, как они до сих пор не поотравились.