Стоило только заглянуть в досье миловидной женщины-ребенка, чтобы убедиться в том, что она — из категории девушек, которые ждут. Но у Марго есть и своя особенность — она ждет иностранца. То ли мечта эта зародилась в ее кудрявой головке, то ли досталась в наследство от родителей — сказать трудно. Досье об этом умалчивает, но, вероятно, тут есть заслуга той и другой стороны. Модель этой мечты в грубом ее виде пришла от папы и мамы, а уж современный вариант изваян, самой Марго.

Если люди древнего Востока создали миф о ковре-самолете, то девушки типа Марго создали легенду о летающей кровати. Для них брачное ложе — всего лишь удобное средство передвижения, на котором можно переместиться куда-нибудь на Запад. Единственно, пригодное средство передвижения, если иметь в виду именно такой маршрут.

В свое время родители мечтали о том, что Запад сам к ним придет. Однако дочери оказались большими реалистками, они решили: раз гора лишена возможности прийти к Магомету, то Магомету ничего не остается, как самому собраться в путь. Вот они и сидят в ожидании, эти несколько десятков девочек, дочек бывших людей, сидят и ждут, пока летающее брачное ложе отвезет их в страну их мечты или вообще куда-нибудь отсюда. Ждут и в меру своих сил стараются помочь злодейке судьбе, выставляя напоказ свои прически, вихляя бедрами, шляясь по крупным ресторанам, по пляжам и повсюду, где больше шансов встретить эту странную и глупую птицу — жениха-иностранца. А так как птица не спешит появляться, а ожидание — дело весьма нудное, дочки на выданье развлекаются тем, что накапливают опыт брачной жизни во внебрачных отношениях с туземцами, которые лишь своей одеждой да манерами напоминают иностранцев.

Но в данном случае иноземная птица налицо. Она появляется в гостиной раньше, чем я успел покончить со второй сигаретой, и появление ее в самом деле производит потрясающее впечатление. Потому что иностранец— все тот же Чарли, с длинными нечистыми волосами, всклокоченной бородой, в клетчатой рубахе нараспашку, узких мятых штанах и босиком.

— Привет, — снисходительно кивает он. — Я — Чарли!

Вероятно, в ожидании эффекта от этого заявления он принимает положение «вольно» и рассеянно барабанит пальцами по висящей на шее гитаре.

— А-а-а... — не совсем ясно реагирует изумленный отец.

— Пожалуйста, садитесь, — отзывается мать, пытаясь избавиться от шока, вызванного первым впечатлением.

Чарли садится все с тем же снисходительным видом, словно в кругу малолетних детей, закидывает ногу и, на время оставив гитару в покое, принимается качать грязной ступней. Хозяин пялит глаза на беспокойно качающуюся ногу гостя, гость равнодушно взирает на хозяина.