Одно происшествие нынешней войны произвело здесь неприятное впечатление: это неудачный штурм Браиловский658. Не быв на месте, не имея подробных сведений, не могу судить об основательности господствующих на сей счет мнений. Может быть, и можно было обойтись без сей потери; может быть, надлежало бы обождать действие мин; но дело сделано, и Провидение устроило оное к лучшему, ибо может быть, что в случае удачи штурма мы потеряли бы вдвое более людей. Да поди толкуй с людьми! Обвиняют запальчивость Великого Князя М[ихаила] П[авловича]659, но он не один был тут. Некоторые люди, дальновиднее других, находят, что значительная потеря под Браиловым, как и все в свете, будет иметь и хорошие следствия: русские кровью своею покупают триумфы: если б крепости сдавались без бою, то можно б было в чужих краях обвинить нас в употреблении подкупов или чего другого. И то надобно сказать: если б правительство вздумало скрыть потерю, объявить, что турок погибло 10000, а у нас ранены два казака и лошадь, то восторгам не было бы конца – на одну неделю. Но я нахожу, что сия самая откровенность, сие праводушие приличны правительству сильному и твердому. Правда все переживет. Тем смешнее трусливость некоторых субальтернов660. Государь и брат Его стоят под ядрами врагов; тысячи бросаются бесстрашно на смерть, и это всем известно. А здесь боятся шутовских статей в иностранных журналах. Поверишь ли, что здешнее Управление Министерства иностранных дел661 задержало на одной неделе пять нумеров «Journal des débats»662! И жалко и смешно! Сверх того это и вредно. Что могло быть в них? Разглагольствия какого-нибудь парадного шута в Chambre des Députés663. А публика наша, которой недосуг рассчитывать расстояния, толкует: «Верно, сделалось что-нибудь худое! Верно, дали знать в Париж по телеграфу о какой-нибудь беде в армии». Иностранцы, имеющие случай читать сии запрещенные листы у своих министров664, видят, что в них ничего нет, смеются над глупою трусостию нашего министерства, т. е. его представителей!

От Министерства иностранных дел перейдем ко внутреннему665. Государь назначил на сие место генерал-адъютанта Закревского666, человека умного, честного, деятельного, доброго. От него можно многого ожидать и надеяться. Между тем дебют его не понравился публике, и не без причины. Он бросился, как лютый зверь, на некоторые департаменты и обругал чиновников без разбору. Хорошо ли это? Я согласен, что управляющий Медицинским департаментом667 человек глупый и негодный, что один из его начальников отделений пьяница668, а другой лентяй, баловень Ланского669, женатый на его побочной дочери670; но если это так, то выпроводи их, предай суду, накажи, а не брани без разбору, по доносу одного негодяя671, который добивается места начальника отделения и вкрался чрез полковника Жуковского672 в кабинет министра. Еще замечают, что генерал Закревский слишком занимается мелочами, именно в ученых заведениях. В Ботаническом саду он не спросил, какие там редкие растения, как производится постройка, а заботился только о том, чтоб дорожки были усыпаны песком. В Медицинской академии рассуждал о помойных ямах, а в Статистическом отделении673 о пятне на таблице, которое произведено в наводнение 7 ноября674. Это лишает начальника доверенности и уважения подчиненных. К тому же это напоминает ненавистного Аракчеева, который делал зло по нумерам и обманывал Государя таблицами, исправно начертанными. Опрятность, чистота, наружный порядок нужны, необходимы, но они должны быть последствием внутреннего порядка и благоустройства, а не наружною прикрышкою внутренней бедности, болезни, пустоты и деспотизма.