Теперь расскажу тебе не о смертном, а о живом случае. За несколько лет пред сим (до 1816 года) был в Харьковском университете профессором некто Шад684, человек умный, ученый и трудолюбивый: он был отменно уважаем и любим всеми студентами, и действительно того заслуживал. Он сам любил Россию и Александра685; доказательством сему служит прекраснейшая речь, произнесенная им при торжестве мира в 1814 году686. Он издал здесь в России несколько сочинений на латинском языке687, за которые удостоился награды Императорской фамилии и дружбы многих почтенных особ, в числе коих был покойный митрополит Амвросий688, ведший с ним до конца своей жизни ученую переписку. Сия любовь к нему русских возбудила зависть и злобу некоторых его товарищей, и преимущественно профессора Дегурова (что прежде был Monsieur Degours, а ныне действительный статский советник и ректор С.Петербургского университета)689, который, переменив французское имя свое на русское, вздумал подтвердить права свои на российское гражданство усердными доносами. Он выписал из сочинений Шада, напечатанных с одобрения ценсуры, несколько отдельных фраз, перевел их как хотел на французский язык и по оным обвинил Шада в безбожии, разврате и возмутительных умыслах. Донос сей представлен был в Комитет министров, и там определено было выслать Шада в 24 часа за границу. Он не только не был судим, но даже не был спрошен. Его схватили с малолетним сыном, привезли на прусскую границу и там бросили690. Жена его с дочерью осталась в Харькове. Она хлопотала было о муже, успела получить на дорогу 300 червонцев, но прожила их в России, умерла, а дочь пропала без вести.

Шад, опомнившись от первого испуга, напечатал из Кенигсберга в Иенских или Галлских Ведомостях вызов к врагам своим, обманувшим российское правительство, и требовал, чтоб они явно обвинили и изобличили его в каком-нибудь проступке. Сие осталось без ответа. Шад старался получить место в Германии, но не успел: его бегали как прокаженного691. Ему советовали описать свои похождения в России, изобличить врагов своих, книгопродавцы обещали ему за сие богатую плату, но он не мог на то решиться. Прошлого года узнал он о приезде в Веймар попечителя Харьковского университета А. А. Перовского и бросился к нему с просьбою об исходатайствовании ему, на 70-м году от роду, какого-либо вознаграждения за прежнюю службу и невинно претерпенные гонения. Перовский принял его весьма благосклонно, обещал ему свое покровительство и взялся повезти его сына с собою в С.Петербург, чтоб он сам, при пособии г. Перовского, мог выхлопотать что-нибудь отцу. Сын его, бывший учителем Веймарской гимназии, бросил место, чтоб исходатайствовать оправдание и удовлетворение отцу и отыскать пропадшую сестру свою. Перовский имел при сем добром деле в виду то, что молодой Шад может быть употреблен гувернером и учителем при малолетнем графе Толстом, сыне его сестры692, путешествовавшей с ним вместе. Шад с удовольствием за сие взялся; но по приезде в Россию Перовский переменился в обращении своем, и Шад решился подать прошение на Высочайшее имя, которое поступило в Комитет министров, где воспоследовал отказ.