Сам художник сегодня объясняет это в интервью Екатерине Деготь так: «Согласно традиционной доктрине, Холокост „неописуем“ и „невообразим“, что означает, что никому не дозволяется его описывать и воображать. Особенно в картинках. Изображения очень часто воспринимаются как часть преступления. Большинство фотодокументации того периода сделано убийцами. Это, к сожалению, замораживает эту тему вообще». С незамедлительной реакцией на приоткрывание этого ящика Пандоры ему пришлось столкнуться: крик стоял на весь мир, одни проклинали, другие защищали, наиболее прагматичные галеристы тут же купили скандальные наборы, фирма «Лего» призвала юристов, чтобы снять свой логотип «оказавшей поддержку проекту фирмы» с треклятых коробок. Апофеоза скандал достиг в 1997‐м, когда куратор польского павильона на Венецианской биеннале отменил участие работы Либеры в своей выставке. Либера уехал из Польши на целых восемь лет.

С ним самим, да и с этой его работой, все стало потом хорошо. Он активно работает, в основном в Праге и в основном все так же радикально. Работа «Лего. Концлагерь» хранится в модных собраниях и была окончательно легитимирована Еврейским музеем Нью-Йорка, допустившим ее на выставку «Отражая в зеркале зло» (Mirroring Evil, 2002). О ней написано несколько очень весомых статей, в которых она трактуется то с позиций фуконианской «власти над жизнью», то в разрезе очистительной десакрализации прежде запретной темы. Времена очень изменились – взрослые говорят об этом уже не столько сладковато-гладким тоном Спилберга, сколько трешевым анекдотом Тарантино, воплотившего мечту еврейского подсознания о неподчинившемся народе в «Бесславных ублюдках». Вполне возможно, что и с детьми стоит говорить об этом иначе, чем нам представлялось до сих пор. Либера показал, что террор состоит из обыденных вещей, которые, стоит их только «правильно» расположить, превращаются в машину смерти. Сегодня мы готовы его хотя бы услышать. Последней оказалась к этому готова Польша, в которой комплексы национализма, антисемитизма и раны, зияющие на месте столь обильно покрывавших Польшу концлагерей, сильны до сих пор. В таких случаях первыми готовы лечить свою страну художники. Одним из первых был Либера. Но есть и последователи: недаром художественный проект израильтянки Яэль Бартана под абсурдно для понимающих звучащим названием «Движение еврейского возрождения в Польше» нашел свое политическое отражение именно в Польше, где и возрождать-то уже некому. Но зато есть кому сходить в музей, в котором есть теперь «Концлагерь» Либеры.