15 февраля 2013

Мемориальный некрореализм

Выставка Владимира Кустова «Приближение прошедшего», ГРМ

В январе этого года Санкт-Петербург должен был отметить 70-летие со дня прорыва блокады Ленинграда, но этот день был практически забыт городским правительством. На таком фоне каждое событие, так или иначе связанное с одним из самых важных дней в историческом календаре города, воспринималось особенно остро. Каково же было удивление публики в Мраморном дворце, когда оказалось, что заслуженный некрореалист, художник без страха и упрека, поклонник сурового, не окрашенного военной славой Ареса Танатоса, Владимир Кустов сделал одну из самых пронзительных «военных» выставок этого сезона, точнейшую по интонации мемориальную серию, посвященную боям на Синявинских высотах.

Синявинские высоты – раз и навсегда проклятое место. Место, где бои длились не переставая больше трех лет, где раз за разом и долго совершенно безуспешно пытались прорвать блокаду города, где земля до сих пор густо замешана на крови, а десятки тысяч солдат так и не нашли успокоения. Это квадратные километры сплошной братской могилы, где из земли торчат кости, ружья, каски и черепа павших здесь бойцов обеих армий.

Это безнадежное с визуальной точки зрения пространство и стало героем новой серии Кустова. Материал – фотография. Техника – панорамная и макросъемка. Сюжет: война и память о ней. Кустовское «Приближение пространства» имеет три уровня. Первый – это голые безлюдные пейзажи, панорамный эффект которых усиливается тем, что стенды с огромными фотографиями повернуты внутрь условного круга, куда втягивается зритель и где он вынужден быть один на один с миром черно-белой войны. Второй уровень – артефакты с Синявинских болот: портсигар, котелок, фляга, наручные часы, травяная лепешка, осколок фугасного снаряда. При перенесении в кадр их подлинность теряет какой-либо смысл, а вот символическая ценность поднимается в разы. Третий уровень – «фактуры войны»: земля, порох, металл, табак, хлеб, пепел, бинты и соль. Мертвенные под прицелом макросъемки, заполоняющие собой все пространство кадра, огромные отпечатки самого что ни на есть малого – все это производит эффект тотального надгробия там, где надгробием должны бы стать километры памятной земли.

Эта выставка программно безымянна – нет названий у работ, как нет имен у большинства погибших в той мясорубке. Она строга и высокопарна, как никогда не были строги проекты ироничных некрореалистов. И еще она поразительно немногословна – ни суеты текстов, ни столкновения смыслов. Такое ощущение, что, даже если бы некрореализма до этого не было, для этой выставки его стоило бы выдумать.