Мирза-хан, другой советник шейха Хаз’ала, «был турецким дезертиром. При содействии дяди, служившего писцом еще у шейха Джабира, пристроился к его дворне, и при шейхе Миз’але попал на место дяди». Когда шейх Хаз’ал пришел к власти, то Мирза Хамза «принес ему клятву, на Коране, и шейх стал использовать его в качестве своего поверенного в Бассоре». Проживая там, он сделался «закадычным другом и собутыльником сына накиба, сейида Талиба-паши».

Пережив несколько заговоров, заключает А. Адамов, шейх Хаз’ал «окружил себя 200 вооруженными телохранителями, набранными из темного люда и готовыми на всякое преступление» (2).

В донесении от 10.01.1902 г. А. Адамов прямо говорит о том, что шейх Хаз’ал, пришедший к власти в Мохаммере, убив своего брата, «следовал примеру, который преподал ему, в мае 1896 г., шейх Мубарак» (3).

Интересные заметки о шейхе Хаз’але оставил русский консул в Багдаде, надворный советник Алексей Федорович Круглов, в отчете о командировке на встречу канонерской лодки «Гиляк» (17.04.1900).

Правитель Мохаммеры, шейх Хаз’ал, указывал А. Круглов, «молодой человек, лет 35-ти-34-х», пришел к власти путем дворцового переворота. Добившись власти над «мохаммерскими арабами ценою смерти брата и до сих пор еще не до конца смиривший своих врагов», проявлял максимум осторожности, дабы «оградить себя от каких бы то ни было случайностей». Почти все время проживал «в своей резиденции в Фейлийе, … в получасе пути от Мохаммеры». Это — небольшое селение, расположенное при впадении в Шатт-эль-Араб пролегающего там канала. «Местечко выбрано с большим расчетом. С одной стороны — Шатт-эль-Араб, с другой — широкий канал, а с третьей — пустыня, соприкасающаяся с турецкими владениями». Дворец шейха расположен у воды, прямо на набережной. Перед ним, день и ночь, стоят наготове «два довольно больших парохода и два паровых катера», на всякий случай. Сзади дворца — «здание гарема», напоминающее собой по форме укрепление, а вокруг него — «хижины черных рабов-телохранителей и арабов-гвардейцев шейха», числом 500–600 человек, «готовых явиться по первому же его зову». Со стороны пустыни у дворца — «обширные конюшни», с несколькими всегда оседланными «на случай необходимости» лошадьми (4).

Чернокожие телохранители шейха, вооруженные ружьями, «не отходят от него ни на минуту. Беспокойные взгляды шейха, бросаемые, время от времени, по сторонам, ясно выдают боязнь его за свою жизнь». Когда нас угощали во дворце кофе, рассказывает А. Круглов, то «дворецкий сначала пробовал кофе сам, и затем уже подавал его мне и правителю с шейхами, приглашенными на нашу с ним встречу». Шейх Хаз’ал хорошо, по-видимому, помнит, как был убит брат его, шейх Миз’ал (5).