3. Отдать отчет в средствах и предоставить в распоряжение Конвента вооруженную общественную силу, взятую из всех департаментов.

В ответ на это предложение все члены левой стороны, состоящей из самых горячих членов нового собрания, поднимают крик и шум. Зло преувеличивают, уверяют они. Лицемерные жалобы, сию минуту изложенные, исходят из глубины темниц, в которые справедливо заперты подозрительные лица, уже три года готовившие междоусобную войну. Обжалование зла было неизбежно: народ находится в разгаре революции и обязан принять энергичные меры к своему спасению. Теперь эти критические минуты прошли, и заявлений, уже сделанных Конвентом, будет достаточно, чтобы унять смуты. Да и к чему чрезвычайная юрисдикция? Разве мало старых законов против призывов к убийствам? Не хотят ли таким образом учредить новый военный закон?

Те самые люди, которые требовали учреждения чрезвычайного суда 17 августа и совсем скоро после этого вынуждены были требовать революционного суда, восставали против закона, по их словам, кровавого!

– Кровавый закон, – восклицает Керсен, – когда я хочу именно предотвратить кровопролитие!

Однако противники с горячностью требуют отсрочки вопроса.

– Отсрочить подавление убийств, – возражает Верньо, – значит разрешить их! Враги Франции с оружием стоят на нашей земле, а вы хотите, чтобы французские граждане, вместо того чтобы сражаться, резали друг друга наподобие воинов Кадма[58].

Наконец предложение Керсена и Бюзо приняли и издали декрет о законе, каравшем призывы к убийству, и об организации департаментской гвардии.

Это заседание 24 сентября сильно взволновало умы; однако не были произнесены конкретные имена и обвинения оставались общими. На следующий день обе стороны сходятся, сохраняя вчерашнее озлобление; одна ропщет против изданных декретов, другая жалеет, что мало наговорила против разрушающей общественный строй фракции. Мерлен, некогда судебный пристав и муниципальный чиновник в Тионвиле, а потом депутат Законодательного собрания, где он отличился наряду с самыми завзятыми патриотами, – Мерлен, прославившийся своей храбростью и горячностью, просит слова. «На очереди, – говорит он, – стоит разъяснение вопроса, действительно ли в недрах Национального конвента существует, как меня вчера уверял Ласурс, фракция, желающая учредить триумвират или диктатуру. Нужно, чтобы или всякое недоверие прекратилось, или чтобы Ласурс указал виновных. И тогда я клянусь заколоть их перед глазами собрания». Ласурс в ответ на этот прямой запрос приводит свой разговор с Мерленом и снова намекает, не называя их, на честолюбцев, замышляющих возвыситься на развалинах уничтоженной королевской власти. «Это те самые люди, которые затеяли убийства и грабежи, – говорит он, – которые издавали приказы об аресте членов Законодательного собрания, которые указывают кинжалам на мужественных членов Конвента и сваливают на народ преступления, совершаемые по их же приказаниям. Когда настанет время, я сам сорву с них покров, который теперь лишь приподнял, даже если придется пасть под их ударами».