Первое, в чем их упрекнули, это в желании пожертвовать Парижем. Их уже обвиняли в стремлении удалиться в департаменты за Луару. Так как Париж после 2 и 3 сентября провинился перед ними еще более, то за ними стали предполагать намерение бросить его и уверяли, что жирондисты предлагают собрать Конвент в другом месте. Мало-помалу подозрения сложились в нечто более определенное. Их начали упрекать в намерении нарушить национальное единство и сделать из восьмидесяти трех департаментов восемьдесят три государства, равноправных и связанных между собой лишь федеративными узами. К этому присовокуплялось еще, что этим жирондисты хотели уничтожить первенство Парижа и обеспечить себе личное господство – каждый в своем департаменте. Тогда-то и была выдумана клевета о федерализме.

Действительно, когда Франции грозило вторжение пруссаков, жирондисты помышляли о том, чтобы в крайнем случае уйти в южные департаменты; правда также, что при виде парижских безобразий и тиранства они опять-таки нередко обращались мыслью к департаментам. Но от этого до федеративного проекта еще далеко. К тому же поскольку вся разница между правительствами федеративным и центральным заключается в большей и меньшей активности местных учреждений, то преступность такового помысла была уж очень неопределенна, даже если допустить ее.

Жирондисты, впрочем, не видя в этой мысли ничего преступного, не отпирались от нее, и многие из них, негодуя на нелепые гонения против системы, спрашивали, не свободны ли, наконец, и не благополучны ли Новый Свет, Голландия или Швейцария при федеративных порядках? И неужели такое уж великое заблуждение или преступление – уготовить и Франции подобную долю? Бюзо в особенности отстаивал это учение, и Бриссо, большой поклонник американцев, тоже защищал его, скорее как философское мнение, нежели как систему, применимую к Франции. Разглашенные, эти беседы придали клевете еще больше веса. В Клубе якобинцев вопрос о федерализме был обсужден серьезно и поднял жестокую бурю против жирондистов. Там уверяли, что они хотят сломить революционное могущество, отнимая у него единство, в котором и состоит его сила; и это для того лишь, чтобы самим сделаться правителями в своих провинциях.

Жирондисты, со своей стороны, отвечали более основательными упреками, но, на беду, тоже преувеличенными: уклоняясь от правды, они теряли свою силу. Жирондисты упрекали коммуну в захвате верховной власти, в посягательстве на национальное верховенство, в присвоении себе такой власти, какая подобает лишь всей Франции; упрекали ее в стремлении подчинить себе Конвент точно так же, как в свое время Законодательное собрание. Они говорили, что, заседая близ коммуны, национальные представители не находятся в безопасности, что они заседают фактически среди сентябрьских убийц. Они обвиняли коммуну в том, что она бесчестила революцию в течение сорока дней, последовавших за 10 августа, и в том, что парижскими депутатами избрали исключительно людей, отличившихся в этих ужасных сатурналиях.