Марат подходит прямо к Дюмурье и с живостью обращается к нему, требуя отчета в его поступках относительно двух батальонов. Генерал глядит на него, потом с пренебрежительным любопытством произносит: «А! Так это вас зовут Марат!..» Он еще раз оглядывает его с головы до ног и поворачивается спиной, не удостаивая более ни словом. Сопровождающим же Марата якобинцам, которые кажутся повежливее, Дюмурье дает требуемое объяснение и вполне удовлетворяет их. Марат, напротив, вовсе не удовлетворенный, кричит и беснуется в прихожей, бранит Сантерра, говоря, что он при генерале исполняет лакейскую должность; обрушивается на гвардейцев, способствующих блеску празднества, и уходит, угрожая своим гневом всем аристократам. В тот же день он описывает в своей газете эту нелепую сцену, которая так хорошо рисует положение Дюмурье, неистовство Марата и нравы того времени.
Дюмурье пробыл в Париже четыре дня и так и не смог ни о чем договориться с жирондистами, хотя имел между ними задушевного друга в лице Жансонне. Он только посоветовал последнему помириться с Дантоном как с человеком сильным и способным, несмотря на свои пороки, быть со временем наиболее полезным порядочным людям. Дюмурье не лучше поладил и с якобинцами, которые ему опротивели и сами относились к нему подозрительно из-за его предполагаемой дружбы с жирондистами. Итак, приезд в Париж мало поправил его дела с обеими партиями, зато в военном отношении был ему полезен.
По своему обыкновению Дюмурье задумал общий план, который был принят исполнительным советом. Согласно этому плану, Монтескью следовало держаться возле Альп и утвердить цепь их окончательной границей, довершая завоевание Ниццы и стараясь сохранить нейтралитет со Швейцарией. Бирону надо было послать подкрепление, чтобы он мог охранять Рейн от Базеля до Ландау. Отряд из 12 тысяч человек под начальством генерала Менье, должен был подойти к Ктостину с тыла, чтобы сохранить ему свободу сообщения. Келлерману предписывалось оставить квартиры, быстро пройти между Люксембургом и Триром, чтобы поспешить в Кобленц, то есть сделать то, что ему уже советовали и что они с Кюстином должны были бы уже давно исполнить. Наконец, сам Дюмурье собирался начать наступательные действия и с 80 тысячами завоевать Бельгию, чтобы дополнить ею французскую территорию. Стало быть, на всех границах, защищенных благодаря ландшафту, военные действия предполагалось вести оборонительно, а наступать на одной только открытой границе, нидерландской, там, где, по словам Дюмурье, можно было защищаться, лишь выигрывая сражения.