Это крупное дело произвело на Францию большое впечатление. Победа при Жемапе мигом наполнила всю страну ликованием, а Европу заставила вновь изумиться. Везде говорили о хладнокровии, с которым французские войска выдерживали огонь артиллерии, об отваге, с которой они ворвались в редуты; опасность и победа в рассказах даже преувеличивались, и вся Европа снова признала за французами способность выигрывать большие сражения.

В Париже все искренние республиканцы чрезвычайно обрадовались этому известию и начали готовить празднества. Молодой Ренар был представлен Конвенту и пожалован гражданской короной[60] и офицерскими эполетами. Жирондисты из патриотизма и чувства справедливости рукоплескали успеху Дюмурье. Якобинцы, хоть и относились к нему с подозрением, однако тоже рукоплескали из потребности восхищаться успехами революции.

Один только Марат винил французов в способности слишком увлекаться, твердил, что Дюмурье непременно солгал относительно числа убитых, что гора так легко не берется, что он не захватил ни орудий, ни обозов, а австрийцы ушли спокойно, и это скорее отступление, чем поражение. Примешивая к этим обвинениям свою яростную страсть к клевете, он присовокуплял, что фронтовая атака имела единственной целью избиение храбрых парижских батальонов; а его товарищи в Конвенте, у якобинцев, да и все французы, всегда готовые восхищаться, – не кто иные, как ветреники. Сам же он тогда только признает Дюмурье хорошим полководцем, когда вся Бельгия будет покорена и ни один австриец из нее не уйдет, а добрым патриотом Дюмурье окажется, только когда Бельгия будет глубоко проникнута революцией и совершенно свободна.

Битва при Жемапе открыла французам Бельгию. Но потом Дюмурье представились большие трудности, и перед нашими глазами развернулись две поразительные картины: на завоеванной земле Французская революция влияет на революции соседей, торопя их; во французской армии в то же время демагогия проникает в управление с благой целью его очистить и совершенно расстраивает.

В Бельгии имелось несколько партий. Первая, партия австрийского господства, существовала лишь в австрийских армиях, прогнанных Дюмурье. Вторая, состоявшая из дворянства, духовенства, чиновников, всего народа, единодушно хотела независимости бельгийской нации; но эта партия подразделялась еще на две: духовенство и привилегированное сословие хотели сохранить прежнее устройство, прежние учреждения, разграничения сословные и областные, словом, всё, кроме австрийского господства, и имели на своей стороне часть населения, еще очень суеверного и привязанного к духовенству; демагоги же, или бельгийские якобинцы, хотели полной революции и верховенства народа, требовали безусловного равенства.