При пылкости своего характера, нередко доходившей до опрометчивости, Дюмурье вряд ли пробыл бы с 7-го по 11-е число в Монсе и дал герцогу Саксен-Тешенскому спокойно удалиться, если бы административные мелочи не поглотили его внимания, тогда как оно должно было быть сосредоточено исключительно на военных делах. Он составил весьма дельный план: самому заключать с бельгийцами договора о продовольствии, фураже и всяких припасах. Это представляло множество выгод. Такие закупки весьма заинтересовывали бельгийцев в присутствии французов, требуемые предметы имелись в наличии, и промедлений быть не могло. Получая плату ассигнациями, продавцы сами вынуждены были давать им ход. Это избавляло от необходимости принудительного хождения – обстоятельство очень важное, так как каждое лицо, получающее принудительные деньги, считает себя обкраденным властью, и это самое верное средство возмутить целый народ.

Кроме того, Дюмурье думал сделать заем у духовенства, представляя гарантом Францию. Эти займы дали бы ему и фонды, и наличные, а духовенство, хоть и почувствовало бы минутную тяжесть, но было бы спокойно за свое существование и имущество, видя, что с ним ведут переговоры. Наконец, так как Франция впоследствии имела бы право требовать у бельгийцев вознаграждения за войну, предпринятую для их освобождения, то это вознаграждение можно было употребить на уплату займов, и вся война была бы оплачена, а Дюмурье прожил бы за счет Бельгии, нисколько ее не притеснив и не расстроив. Это были гениальные планы, но только планы, а в революционное время гению следует принимать более резкие решения: следует или предвидеть предстоящие беспорядки и насилие и тотчас же ретироваться, или же покориться и решиться на насилие для того, чтобы продолжать приносить пользу. Ни один человек не был настолько отрешен от мира сего, чтобы прийти к первому решению, но нашелся один, который был велик и сумел остаться чистым, приняв последнее. Тот, кто, будучи членом наблюдательного комитета, но не участвуя в его политических деяниях, весь ушел в военные заботы и организовал победу – дело чистое, дозволенное и патриотичное при любых порядках.

Дюмурье заключал договора и совершал финансовые операции через Малю, военного комиссара, которого очень уважал, потому что находил его человеком деятельным и ловким, и не слишком заботился при этом, умеренную тот получает выгоду или нет. Так же пользовались услугами некоего д’Эспаньяка, бывшего аббата, ведущего довольно распутный образ жизни, одного из тех остроумных развратников старого режима, которые всякое ремесло справляли с большим изяществом и ловкостью, но везде оставляли за собой двусмысленную репутацию. Дюмурье отправил д’Эспаньяка в Париж – излагать его планы и хлопотать об утверждении всех принятых им обязательств. Он и без того уже ставил себя в довольно рискованное положение, присваивая себе такую почти диктаторскую власть и выказывая такую умеренность относительно бельгийцев. Но сейчас он компрометировал себя еще и сотрудничеством с людьми уже подозрительными или могущими скоро сделаться таковыми. И так уже поднимался общий ропот против прежних администраций, наполненных плутами и аристократами.