Военный совет решил произвести высадку, но ее нельзя было совершить вследствие дурной погоды; эскадре пришлось вновь отойти от берегов Ирландии. Буве, смущенный столькими препятствиями и не имея никаких сведений от своих начальников, опасался, что ему не хватит продовольствия, а потому решил отплыть к берегам Франции. Гош и Морар де Галл наконец прибыли в залив Бантри и там узнали об отбытии французской эскадры. Им пришлось возвращаться среди неслыханных опасностей: преследуемые англичанами и выдержав сильную бурю, они чудом достигли берегов Франции.

Корабль «Права человека» под командованием капитана Лакросса был отделен непогодой от эскадры и совершил чудеса: атакованный двумя английскими кораблями, он уничтожил один из них, ушел от другого, но лишенный мачт и парусов потерпел кораблекрушение. С трудом успели спасти только часть экипажа.

Так закончилась эта экспедиция, весьма беспокоившая Англию и открывшая ее уязвимую сторону. Директория не отказалась от этого проекта вовсе, но в настоящее время хотела направить все усилия на континент, дабы принудить к миру Австрию. Экспедиционный корпус пострадал мало, его высадили, оставили на берегах достаточно сил для сохранения порядка в стране, а остальную часть войск бывшей Армии Берегов Океана направили к берегам Рейна. Отставка Журдана, который вследствие плачевного исхода кампаний не хотел сохранять за собой звание главнокомандующего и был временно замещен Бернонвилем, позволила вознаградить Гоша, давно того заслуживавшего своим патриотизмом и талантами.

Зимнее время года (январь 1797 года) не приостановило этой памятной кампании. На Рейне эрцгерцог Карл осаждал Кель и Гюнингенский тет-де-пон; на Адидже Альвинци готовил новое и последнее наступление на Бонапарта. Внутреннее состояние Республики было довольно спокойно: всё внимание партий было обращено на театры войны; значение и сила правительства росли или падали в зависимости от его военных успехов. Последняя победа при Арколе придала Директории большой блеск и исправила дурное впечатление, произведенное отступлением рейнских армий, хотя это усилие отчаянной храбрости и не обеспечило еще полного обладания Италией. Было известно, что Альвинци получает новые подкрепления, а папа вооружается; враждебно настроенные люди утверждали, что Итальянская армия истощена, что ее главнокомандующий, утомленный трудами беспримерной кампании, болен и не может даже сесть на лошадь. Мантуя всё еще не была взята, и январь внушал новые опасения.

Пользуясь свободой печати, газеты обеих партий продолжали свои нападки на правительство. Печать контрреволюционеров в ожидании весны, периода выборов, старалась возбудить общественное мнение и расположить его в свою пользу. Со времени последних поражений роялистов в Вандее становилось очевидным, что единственным оружием для уничтожения республики и свободы было одно – воспользоваться этой самой свободой и подготовить благоприятные для себя выборы. Директория с нетерпимостью относилась к необузданности прессы, от чего при таких обстоятельствах не может защититься даже самое просвещенное правительство. Хотя и свыкшаяся уже со свободой, она пугалась языка, которым эта свобода высказывалась в некоторых газетах; правительство еще не дошло до убеждения, что не следует касаться свободы слова; что лжи нечего опасаться, какую бы ей ни придавали гласность, потому что она сама говорит против себя; что правительство гибнет перед истиной, и особенно перед истиной подавленной. От обоих советов требовали законов против злоупотреблений печати. Против этого восстали, воспринимая это требование как предлог стеснить свободу выборов; и мера эта не была принята. Ограничились лишь двумя распоряжениями: определением ответственности за клевету на частных лиц и запрещением уличным газетчикам предлагать публике издания не по их названию, а выкрикивая из них отдельные и часто весьма неприличные фразы.