Генерал Баллан был настороже. Он отдал войскам приказ отступить в форты по первому сигналу и обратился к венецианским властям с жалобами на дурное обхождение с французами, а главное – на приготовления, которые совершались перед его глазами; на что, однако, получил лишь уклончивые ответы, но никакого действительного удовлетворения. Отправив в Мантую и Милан письменные сообщения о происходящем с просьбой о помощи, он был готов в случае надобности запереться в фортах. Семнадцатого апреля (28 жерминаля), на второй день Пасхи, в Вероне вспыхнуло народное волнение и в город вступили толпы крестьян с криками «Смерть якобинцам!». Баллан отвел войска, оставив у городских ворот лишь несколько отрядов, и объявил, что при первом насилии разгромит город.
Но около полудня на улицах послышались условленные свистки, вооруженные толпы бросились на французов и на отряды, оставленные охранять городские ворота; они перерезали всех, кто не успел уйти в форты. Свирепые убийцы бегали за безоружными людьми, которых служебные обязанности удерживали в Вероне, умерщвляли их и бросали в Адидже. Они не пощадили и госпиталей и замарали себя кровью значительного числа больных. Те, кто успел скрыться от них, но не смог уйти в форты, бросились во дворец правительства, где венецианские власти дали им убежище, дабы не было повода думать, что резня – это их затея.
Погибло уже более четырехсот несчастных, и французский гарнизон содрогался от бешенства, глядя на плывущие по Адидже трупы своих зарезанных товарищей. Тогда генерал Баллан приказал открыть огонь и стал обстреливать город ядрами. Он мог обратить его в пепел. Если горцы, в него вступившие, заботились о том мало, то городские обыватели и власти пожелали начать переговоры для спасения города. Они послали парламентера, и генерал согласился выслушать его, чтобы спасти несчастных, укрывшихся в правительственном дворце. Там были женщины, дети французских чиновников, больные, бежавшие из госпиталей.
Баллан требовал, чтобы все французы были немедленно доставлены к нему, горцы и славонские полки выведены из города, чернь обезоружена, и – в обеспечение покорности города – были взяты заложники из числа венецианских правителей. Венецианские парламентеры, в свою очередь, требовали, чтобы в правительственный дворец отправился для переговоров французский офицер. Храбрый командир одной бригады Бопуаль имел смелость принять на себя это поручение. Он прошел через толпы разъяренной черни, готовой растерзать его, и добрался до венецианских властей. Вся ночь прошла в бесплодных прениях с проведитором и подестой. Не желали ни складывать оружие, ни предоставлять заложников, напротив, хотели защитить себя от мщения Бонапарта, которое не замедлит обрушиться.