Составив план, его немедленно стали приводить в исполнение. Удалив Барера, вновь призвали пятерых членов первой трети, исключенных в прошлом году по закону 3 брюмера, и отказ старейшин аннулировать этот закон не помешал решению. Речь идет о Ферро-Вальяне, Галле, Полиссаре, Эме и Мерсане, одном из агентов роялистов. Затем придумали другой путь отменить закон. Так как предложение было сделано несколько дней тому назад и отвергнуто старейшинами, то его нельзя было повторить раньше, чем через год. Закону придали новую форму, определив, что он отменяется там, где касается исключения с общественных должностей, и в такой форме вновь подали на рассмотрение. Старейшины приняли это предложение, и исключенные депутаты были вновь введены в состав советов. Это были, в частности, Имбер и Саличетти, скомпрометированный во время прериальских событий и получивший амнистию с некоторыми другими членами Конвента. Чтобы показать свое беспристрастие, руководители Совета пятисот отозвали и закон 21 флореаля, который изгонял из Парижа членов Конвента, не облеченных общественными должностями. Тем самым они ясно показывали свое намерение отменить все революционные законы.

Затем перешли к проверке избранных депутатов и, как и следовало ожидать, уничтожали все сомнительные избрания, когда дело касалось республиканского кандидата, и утверждали их, когда речь шла о врагах революции. Помимо всего прочего, заявляя, что следует вести новый отсчет со дня их вступления в законодательный корпус, депутаты потребовали составления финансовых отчетов и учредили специальные комиссии для рассмотрения законов относительно эмигрантов, священников, вероисповеданий, народного просвещения, колоний и так далее.

Два исключения были сделаны из закона против эмигрантов: одно в пользу рабочих и земледельцев, которых

Сен-Жюст и Леба вынудили уйти с Верхнего Рейна в 1793 году; другое в пользу лиц, вынужденных бежать вследствие событий 31 мая. Только тулонские изгнанники, сдавшие город и бежавшие к англичанам, не вошли в этот перечень эмигрантов. Таким образом, множество эмигрантов получили возможность вернуться во Францию: одни выдавали себя за выходцев с Верхнего Рейна, другие за изгнанников 31 мая. Хотя это снисхождение и было заслужено, тем не менее оно могло показаться полной амнистией и неизбежно привело бы в негодование патриотов.

Наконец, вызвали взрыв прений о колониях и о поведении агентов Директории в Сан-Доминго. Комиссия, которой поручили рассмотрение этого предмета, составленная из Тарбе, Вилларе-Жуайёза, Воблана и Бурдона (из Уазы), представила доклад, в котором с крайней горечью отзывалась о Конвенте. Конвент обвинялся за то, что не сопротивлялся тирании с энергией добродетели. При этих словах, в которых опять проглядывало намерение оскорбить членов Конвента, те из них, кто оставался в Совете пятисот, бросились на трибуну и потребовали отчета, составленного в более приличных для законодательного корпуса выражениях. Произошла бурная сцена. Конвенционалисты, поддержанные депутатами умеренной партии, добились того, что доклад отправили назад в комиссию. Карно оказал свое влияние на комиссию с помощью Бурдона, и меры, предлагаемые декретом, были изменены. Вначале Директорию хотели вовсе лишить права посылать агентов в колонии; в конце концов ей оставили это право, ограничив число отправляемых депутатов тремя, срок же их поручения – восемнадцатью месяцами. Сантонакс был отозван. Конституционалисты, видя, что в союзе с конвенционалистами могут сдержать пыл клуба Клиши, уже считали себя примиряющей силой, но последующие заседания должны были разочаровать их в этом.