Бонапарт со своими войсками должен был сопровождать законодательный корпус в Сен-Клу; там надеялись обуздать Совет пятьсот и вырвать у депутатов декрет о временном консульстве; в этот же самый день Сийес и Роже-Дюко должны были подать в отставку. То же самое предполагали заставить сделать Барраса, Гойе и Мулена. Совету пятисот сказали бы тогда, что правительства больше нет, и принудили бы назначить трех консулов.

Этот план был составлен образцово: всегда, когда хотят совершить революцию, следует, насколько возможно, скрывать незаконный образ действий, для уничтожения конституции пользоваться ее же выражениями, а для ниспровержения правительства – призывать его же членов.

Днем, когда предполагали добиться перенесения советов, назначили 18 брюмера (9 ноября), а на 19-е назначили решительное заседание в Сен-Клу. Сийес и Бонапарт разделили между собой эту задачу: меры, которыми следовало добиться перенесения, были вверены Сийесу и его друзьям; Бонапарт же брал на себя организацию вооруженной силы и ввод войск в Тюильри.

Условившись обо всем, они разошлись. Везде распространялись слухи, что готовится что-то необычайное. Так всегда и бывает; из революций удаются только те, о которых узнают заблаговременно. К тому же Фуше остерегался предупреждать трех директоров, остававшихся вне заговора. Дюбуа-Крансе, несмотря на свое глубокое уважение к просвещенному взгляду и знаниям Бонапарта в военном деле, был горячим патриотом; до него дошел слух о замысле, он поспешил донести о нем Гойе и Мулену, но ему не поверили. Хотя они и подозревали великое честолюбие, но только не готовый уже к взрыву заговор. Баррас видел движение, но чувствовал себя окончательно погибшим и трусливо предоставлял событиям идти своим чередом.

Комиссии Совета старейшин под председательством депутата Корне поручили подготовить всё для декрета перенесения. Закрыли ставни и спустили шторы, чтобы освещение не подало публике знака о ночной работе, производившейся в бюро комиссии. Совет старейшин решили созвать к семи часам, а Совет пятисот – к одиннадцати. Таким путем декрет о перенесении должен был быть издан прежде, чем пятьсот собрались бы на заседание; а поскольку всякие обсуждения после декретирования перенесения воспрещались конституцией, то изданием такого декрета закрывали трибуну Совета пятисот и освобождали себя от затруднительных объяснений. Кроме того, приняли другую меру предосторожности – умышленно запоздали с отправлением некоторым депутатам повестки о созыве, вследствие чего были уверены, что те, кого опасались, явятся лишь тогда, когда решение будет принято.