Там же находился и полицейский участок. Начальник местной полиции «вершил суд и расправу на месте». Сам допрашивал подозреваемых и «собственноручно наказывал их – ударами кулака или плетьми, смотря по обстоятельствам. И все это – на глазах у толпившихся на пристани людей».

Имелись в Ходейде и ремесла. В тени базарных навесов «неумолчно звучали» швейные машинки портных, шивших платья и накидки абаййи для женщин, и рубахи для мужчин. Там же работали кожевенники, изготавливавшие «сандалии, седла и упряжь».

Главной денежной единицей являлся серебряный тапер или реал, как его еще называли местные арабы, с изображением «полногрудой Марии Терезии». Проставленная на монете дата – 1794 г. – нисколько не соответствовала времени ее выпуска. Ввозили ее в Йемен из Европы, где и чеканили – по образцу 1794 г. На местном Монетном дворе, во дворце имама в г. Сана’а’, выпускали лишь мелкие монеты-медяшки, гирши.

Поделился своими наблюдениями Г. Астахов и о еврейской коммуне в Ходейде. Жили евреи в «отдельном районе, вынесенном на край города». Земледелием не занимались. Были «преимущественно ремесленниками и мелкими торговцами», а более зажиточные из них – «денежными менялами, ростовщиками и агентами-посредниками между иностранными фирмами и местными купцами». На государственной службе состоять не могли. Носить кинжал им запрещалось, равно как и чалму. Поэтому на голове у каждого из них была «плотно натянутая шапочка, вроде той, какую носят… узбеки». Женщины лиц своих не скрывали; головы их покрывали косынками «с беловато-серебристой каймой».

Неизгладимое впечатление, судя по всему, произвела на Г. Астахова встреча с принцем Мухаммадом, и особенно обед, устроенный в честь советской делегации в его дворце в Ходейде. При нашем появлении в зале для маджалисов (встреч), пишет он, один из находившихся там мужчин, «в зеленой чалме и раскидистом белом халате, приподнялся и по-европейски приветствовал нас, протянув руку». Это был наместник имама в Тихаме, принц Мухаммад, человек, как показала беседа с ним, образованный и любознательный.

Когда же подали обед, то ни вилок, ни ложек, ни ножей не оказалось. Видя удивленные лица гостей-москопов, йеменцы объяснили, что «принимать пищу по-арабски, значит – есть руками», ибо снедь, которую берешь столовыми европейскими приборами, той же вилкой, «теряет во вкусе», приобретает, дескать, привкус металла. И чтобы насладиться арабским яством и хорошенько его испробовать, лучше брать кушанье и отправлять его в рот руками (13).