Уселись, закурили. Шкляра сообщил, что пишет повесть. Это будет его дебют в прозе. Полностью повесть не готова, чтоб показать. Может прочесть один абзац. Написан в прошедшем времени, поскольку он думал, что я уже уехал. Вот этот абзац: «Приезжал Боря, боксер, матрос. Радости не принес и грусти не оставил». Далее Шкляра излагал свое удивление: на Соже он выглядит выносливей Бори, матроса и боксера. Объяснил так: он у себя дома. Это его река, его лес… Можно не усмотреть в этом абзаце ничего такого. Не усмотрел же, к примеру, Володя Машков? Вот и я сам - уже изложил! А как я тогда, дурак, воспринял? Я воспринял в контексте всей этой рыбалки и понял, что Шкляра сегодня отпраздновал надо мной победу. Одолел меня, как некий мифический Антей, сроднённый со своей рекой и со своим лесом: Но разве я не родился в этих местах? Разве ты не тащил меня «домой»? И если даже все это «твоё», то где же твоё гостеприимство? Ведь в тех местах, где встречал тебя я, ты был никакой не Антей. А я тебя принял со всей душой и не выставлял себя, что я Нептун или Борей: Я сидел, оглушенный, ничего не соображал… ну, написал - ладно. Зачем звать к себе в дом, читать?… Шкляра, отложив рукопись, предложил спокойно: «Хочешь, подеремся?» Вот бы и дать ему по морде! Раз сам предложил: Я же сидел и ощущал, как рушатся все подпорки и валятся вниз, превращаясь в прах, годы, что я был с ним, - от этой горстки слов, которые я не смогу ни переиначить, ни простить за любую цену. «Не хочешь, драться? Тогда пошли к Кире Михайловне». И все закончилось вечером у Киры Михайловны.

Я понял сегодня, прочитав ему «Москальво»: время бокса, отмщений, всяких выяснений из-за пустяков, - такое время прошло. Сейчас с ним можно разговаривать только так: кто лучше написал, тот и доказал!…

Я докажу Шкляре, как мне ни тяжело придется и как он ни окажется прозорлив, угадав эпоху и под нее себя подогнав; докажу ему - и в том и его заслуга! - что он поспешил торжествовать надо мной, как над Толиком Йофой! Я заставлю его только унижаться: клеветать, плакать у Машкова, что я его предал, и благодарить Жданова за мою книгу. Упомяну его публично только один раз. Создан телевизионный художественный фильм, который будут повторять из года в год. Там Шкляра - молодой герой своих стихов. Этим отдам ему долг, рассчитаюсь фильмом, как деньгами с Володей Машковым. Кире Михайловне я так и не поставил ящик шампанского. Считаю, мы в расчете за Константина Георгиевича Паустовского.

Мне не понадобится Шкляра ни в Союзе писателей БССР, ни в «Советском писателе». Зачем мне Шкляра, если в Москве моим другом станет сам директор издательства - Николай Васильевич Лесючевский? Вот колоритный штришок - Жданов подтвердит.