Тяжелее всех в те летние месяцы пришлось защитникам Троице-Сергиева монастыря. Я. Сапега и пришедший к нему А. Зборовский использовали паузу в боях с правительственными отрядами для третьего и последнего штурма Троицы. В мае 1609 г., по свидетельству перебежчика И. Дмитриева, после массовой гибели осажденных от цинги боеспособными были не более 200 человек[2124]. Приведенные данные полностью подтвердил в своем Сказании А. Палицын[2125]. Я. Сапега привлек для участия в штурме «полки» А. Зборовского, М. Вилямовского, Костенецкого, Б. Ланцкоронского и отряды русских тушинцев, которыми командовали Л.А. Плещеев и Ф. Хрипунов. Превосходство тушинцев было подавляющим. Фактически горстке троицких осадных сидельцев, обессиленных болезнями и лишениями, предстояло отбить приступ войска, которое несколько недель спустя вступило в бой со всей правительственной армией М.В. Скопина-Шуйского у Калязина монастыря[2126].

Данные Дневника Я. Сапеги и воспоминания очевидцев, записанные А. Палицыным, позволяют с большой точностью восстановить события в ночь на 29 июля (8 августа) 1609 г. Гетман, как видно из его Дневника, сделал ставку на численное превосходство своих воинов, совершенно справедливо полагая, что у защитников Троицы не хватит сил, чтобы отбить нападение такого количества солдат одновременно со всех сторон крепости. Сигналом к приступу должны были послужить выстрелы осадной пушки. Если после первого выстрела в Троице вспыхнет пожар, солдатам надлежало немедленно начинать атаку. В противном случае они должны были ждать второго, а при новой неудаче — третьего выстрела. После третьего выстрела, независимо от того, загорелся монастырь или нет, воины должны были идти на приступ. На практике все оказалось иначе. Одни ратники бросились в атаку после первого выстрела, другие после второго, остальные после третьего. Началась неразбериха. В темноте тушинцы, судя по рассказу атамана А. Болдыря, напали и перебили друг друга. Штурм закончился полным провалом[2127].

Значение этой победы трудно переоценить. Защитники Троицы уверовали, что Бог на их стороне, и укрепились в мысли продолжить борьбу с врагами[2128]. Земцы Замосковья и Поморья, правительственные отряды восприняли происшедшее как величайшее чудо — явное доказательство, что Бог помогает твердым в вере и упорным духом. Одновременно, как видно из записей Дневника гетмана, боевой дух войск Я.П. Сапеги и А. Зборовского был сильно подорван накануне решающих боев с правительственной армией кн. М.В. Скопина-Шуйского[2129].

В летние 1609 г. бои правительственных войск и тушинцев обнаружились новые кризисные явления в движении Лжедмитрия II. В связи с отходом от движения самозванца дворян, тушинцы все чаще в качестве главной ударной силы стали использовать казаков, которые все еще продолжали верить, что вершат правое дело, и безжалостно карали изменников «доброго царя Дмитрия». Вскоре, однако, они так же, как дворяне, начали задумываться над происходящим и понимать, что их веру, пот и кровь беззастенчиво используют чужеземные проходимцы. После предательства наемников в бою у Решмы, казаки впервые высказали острое недовольство сложившимися в Тушине порядками. В своих челобитных Лжедмитрию II они заявили, что гетманы, полковники и ротмистры их «не берегут», и просили, чтобы «царик» пожаловал их за многолетний ратный труд и отпустил на отдых[2130].