Политическое развитие подавляющего большинства государств Европы, где еще господствовали феодальные порядки, пошло в ином направлении.

Во второй половине XVIII в. в связи с общеевропейским экономическим и демографическим подъемом в правящих кругах европейских государств все более нарастало осознание необходимости модернизации экономической и политической системы. Это общеевропейское явление, которое в большей или меньшей степени захватило подавляющее большинство феодальных государств Европы, традиционно, хотя и не всегда точно именуется «просвещенным абсолютизмом», или в англо-французской литературе «просвещенным деспотизмом». Словесная конструкция «просвещенный абсолютизм» была изобретением немецких историков середины XIX в. Эта конструкция имеет право на существование, поскольку она относительно верно отражает суть явления и стала привычной. Философы Просвещения — Вольтер, Дидро — писали о королях-философах, о просвещенных государях. Физиократ Мерсье де ла Ривьер в 1767 г. обнародовал труд, где ратовал за своеобразную буржуазную утопию — «легальный деспотизм», неограниченную власть государя, познавшего естественные законы и управляющего в соответствии с ними.

В изучении истории большинства европейских государств XVIII в. проблемы, связанные с «просвещенным абсолютизмом», или «просвещенным деспотизмом», заняли без преувеличений центральное место. Многие историки Германии, Австрии, Испании, Португалии, Италии, Скандинавских стран, а также видные представители дореволюционной русской исторической школы, например Н. А. Кареев, М. М. Ковалевский, старались представить политику «просвещенных деспотов», проведенные ими реформы как своего рода альтернативу буржуазной революции. Великую французскую революцию они объясняли в большей или меньшей степени тем, что во Франции попытки ввести «просвещенный абсолютизм» (Мопу, Тюрго, Неккер) из-за сопротивлении консервативных сил потерпели полную неудачу. Н. А. Кареев считал, что общество можно преобразовать двояко: либо снизу, силой народного движения, либо сверху, путем действия государственной власти, поэтому для него «просвещенные деспоты» XVIII в. были «как бы предшественниками революции, поскольку и они, и революционные деятели иногда ставили себе одни и те же задачи и исходили из одних и тех же идей»[118]. Он писал: «У просвещенного абсолютизма и революции было много общего, вследствие чего оба явления можно подвести под одно общее понятие преобразовательного движения XVIII века под знаменем общественных идей этого столетия»[119].