Но как же в таком случае вписать в эту картину восточно-эльбский регион, который, будто ей вопреки, проделал в период мануфактурного капитализма эволюцию, настолько противоречившую опыту Западной Европы, что одни историки расценивают это как расцвет феодальных форм эксплуатации, другие — как попятное движение к наиболее примитивным из этих форм, а третий, наоборот, — как переход к буржуазному типу хозяйства?

Так называемый аграрный дуализм начал складываться в Европе в конце XIV и в XV в., когда в странах Западной Европы получила преобладание денежная (или натуральная) рента, а на востоке от Эльбы движение наблюдалось в обратном направлении — от натуральной и денежной формы к ренте отработочной. Окончательно же аграрный дуализм утвердился в XVI в. Очевидно, что приблизиться к разгадке явления аграрного дуализма в Европе можно лишь при одном условии — рассмотрения их сквозь призму общеевропейского разделения труда, сложившегося в результате формирования общеевропейского и мирового рынка.

В условиях генезиса капитализма в странах Европы и обусловленного им характера международного обмена восточно-эльбскому региону выпала роль продовольственно-сырьевого хинтерланда. То же обстоятельство, что землевладельцы в странах этого региона захватили в свои руки ключевые позиции как на внутреннем рынке, так и на путях торгового обмена с Западом, объясняется уже спецификой социальной и политической структуры соответствующих обществ. Попытка землевладельческого дворянства подчинить барщинное хозяйство цели получения максимального рыночного продукта, нашедшая выражение в системе крепостничества, являлась в глубинной своей основе таким же признаком вырождения и разложения феодального способа производства, как и явления сеньориальной реакции в странах Западной Европы. Иначе говоря, под покровом внешней «рефеодализации», «укрепления», «расцвета» феодальных форм производства система, утвердившаяся в восточно-эльбском регионе, приняла такую форму приспособления к стихии товарного рынка, которая в исторической перспективе вела к полному истощению самой подосновы барщинной системы крестьянского хозяйства и, тем самым, к краху этой системы.

Итак, процесс генезиса капитализма являлся в XVII–XVIII вв. ведущим фактором социально-экономических сдвигов в Европе в целом, безотносительно к тому, какими конкретными региональными формами общественного развития данный процесс в каждом случае оборачивался. В этом и проявляется принципиальное различие между всемирно-историческим уровнем видения процесса истории и локальными, региональными его формами и условиями. Этим только подтверждается невозможность научного постижения каких-либо явления или процессов в отдельно взятой стране, рассмотрения их в отрыве от целостного представления о континентальном, всемирно-историческом горизонте современной им эпохи.