Вчера воротилась семья, ребятишки хорошо загорели; Алешка рассказывал о бескрайнем море и бархатно теплой воде, Надька выкладывала дорогие гостинцы от тестя и делилась своими опасениями насчет праздности и легкости бытия тещи, подружившейся с рюмкой. Анатолий слушал вполуха, порой кивал и поддакивал. Мыслями он был далеко.
Как сказать о командировке в Чернобыль? Как изъяснить, что нельзя не ехать? Как описать все случившееся за время их отсутствия?.. Ничего связного на ум не приходило, и он решил отсрочить разговор на завтра.
Но и сейчас, за пару дней до отъезда, он все еще не знал, как оправдает жене свой импульсивный поступок. Тем паче что едет он не от завода, а по линии комитета.
Все вокруг него запуталось, и не было зримо и намека на исход из лабиринта. Как во сне, когда вроде бы знаешь, где находишься и куда идешь, но с каждым поворотом коридора, с каждой раскрытой дверью оказываешься во все более незна-мых местах и не можешь даже вернуться вспять — там уже все другое, тоже чуждое. Остановиться, задуматься на секунду, спросить себя «а не сплю ли я?», посмотреть кругом новым взглядом — на это не хватает сил. Остается лишь бесцельно, бессмысленно, как сомнамбула, двигаться дальше, распахивая дверь за дверью, одолевая поворот за поворотом, лестницу за лестницей… И не пробуждаясь из этого наваждения до самой смерти.
Войдя в дом, раздевшись в прихожке, повесив сто раз надеванную спецовку на крючок вешалки и умывшись студеной водой из крана, Анатолий не сразу заприметил, что жена молча и внимательно, не сводя глаз, следит за каждым его движением.
Не дойдя два шага до дверцы холодильника, он резко остановился, развернулся и тоже молчком долго посмотрел на нее.
— Это правда? — не выдержала и первой прервала молчание Надежда.
— Что именно? — спокойно и безучастно, словно бы наблюдая всю сцену со стороны, будто зритель в театре, переспросил он.
— То, что ты спутался с престарелой разведенкой с рабочего поселка?.. И даже к нам домой ее таскал? — повышая голос и вопрошающе глядя на него снизу вверх, бросила тяжкое обвинение Панарова.
«Интересно, кто же из доброжелателей успел так быстро все донести?.. А может, так оно и к лучшему?» — пронеслось в голове Анатолия.
— Все в прошлом… Тебе нужны подробности? — не отводя глаз и не мигая, тихо промолвил он.
— Пошел вон! — медленно процедила сквозь зубы Надежда. — Собирай манатки и уматывай!
Ей вдруг стало невыносимо жалко себя, жалко своей верности, порванной бумажки с адресом, своего доверия и наивности. Она чувствовала себя преданной, обманутой, растоптанной, облитой грязью.