После сбивчивого рассказа, который сопровождался постоянным поиском, еще неизвестных лесавке слов, мастер определил, что в поселке угнездились четыре твари, двух видов. Пара: самец и самка, серокожих, такой же одиночка и один мозголом.

— Самка хотя — бы не беременна? — уточнил он у лесавки.

— Вроде нет, — пожала та плечами.

— Они еще и размножаются? — искренне удивилась Вера.

— Представь себе, — съязвил подмастерье. — Кажется я обязан ввести курсантов в особенности половой жизни перерожденных — иных организмов. Или ты сам? — обратился он к наставнику.

— Не до того, — отмахнулся мастер, и принялся смешивать ингредиенты для зажигалок. — Кстати, Полынь, а почему они тебя не видят и не чуют? Трупоеды одни из самых чутких тварей.

— Я не человек, — просто ответила она. — Я не пахну человеком. Не пахну животным. А эта оболочка, — ткнула она пальцем себя в грудь. — Эта плоть. Не еда для них.

— Но ты ведь чувствуешь этой оболочкой? Как мы люди? — закупорив тонкостенный пузырек заметил мастер. — И если убить эту оболочку, то… — продолжал он не подумав, но глядя, на напрягшуюся лесавку прикусил язык. Черт его дернул с этим вопросом. — Прости. Я без всякого умысла, — извинялся он. — Я бы и не подумал, тебе причинить зло.

— Это пока я на вашей стороне, — спокойно отвечала Полынь. — Если я наврежу вам или другим людям. Тогда ты будешь думать иначе. Тогда должен будешь меня убить. Не возражай. Я давно живу. И я знаю людей. Я поступила бы также, если бы ты навредил моим сестрам. Это как говорите вы люди, мой долг. Долг воительницы.

— Вот мы и обменялись взаимностями, и все выяснили, — выплюнув изжеванную травинку сказал Юра, что стоял на стороже. — Вы бы поспешили, солнце садится.

Ликвидировать падальщиков вызвалась лесавка. Иван стал спорить, но она ему напомнила, что не пахнет людьми, и ей проще простого подобраться к этим чутким существам. Противиться было бессмысленно, хотя все его мужское естество кричало, что это не правильно. Но рассудительный, трезвый ум, дал пинка и заставил заткнуться это самое естество. Было действительно не до него.

* * *

Склонившееся к закату солнце обагрило улицы и дома опустевшего поселка. Вытянулись, разрослись тени от деревьев и кустов. Поднявшийся ветер заставлял протяжно скрипеть открытые двери и ставни на выбитых окнах. Сквозняк пел тихие песни, подыгрывая себе на осколках стекол.

Воинственная лесавка гордо шагала среди бесцельно бродящих духов, что оглядывались в сторону мотовоза. Туда где были живые. Они их чувствовали, пытались звать, но с тем, духи полностью игнорировали лесавку. Ее не замечали, словно не шла она среди и сквозь эти сгустки боли и отчаянья, что остались от погибших страшной смертью людей.