Линкольн, как и отцы-основатели, опирался на протестантскую христианскую доктрину, на просветительские идеи о естественных правах человека, на либеральные ценности демократии и равенства людей, на прагматизм и рационализм «отцов-основателей»[1535]. Не случайно, Линкольн утверждал, что мятеж рабовладельческих штатов является посягательством на свободу и демократию. «Мятеж — это прежде всего, если не исключительно, война против первейшего принципа народного правления, то есть против прав людей»[1536].

В период, предшествовавший Гражданской войне между Севером и Югом, обостряются секционные разногласия. Противостояние Севера и Юга диктовало формирование «образа врага», создание множества новых культурно-политических стереотипов, которые четко выявляются в анализе речей политиков, публицистики, материалов прессы. Настойчивой темой антира-бовладельческой агитации и северного политического дискурса становится «Slave Power» — господство рабовладельцев, варварство и аморализм рабства. Аболиционист Дж. Ливитт писал С. П. Чейзу: «Я верю, что умы людей готовы к ниспровержению „власти рабовладельцев“ (Slave Power) как окончательному результату нашего движения. Я поражен той легкостью, с которой этот термин вошел в употребление… „Slave Power“ теперь бесспорно включен в политическую лексику страны…»[1537]. На протяжении ряда лет жесточайшего противостояния Севера и Юга северные аболиционисты, редакторы и республиканские политики постоянно повторяли, что Юг, а фактически вся страна, управляется грубой «рабовладельческой властью». Эта власть хорошо организована и имеет целью всю страну сделать «страной господ и рабов», подвергая опасности права и свободы северян. Так северные пропагандисты формировали в общественном мнении своего региона негативный образ Юга. Выдвинутый еще аболиционистами и подхваченный республиканцами концепт «slave power» сплотил все антирабовладельческие силы Севера и способствовал нагнетанию страстей. Нейтральность и толерантность в отношении рабства, поиски новых компромиссов стали восприниматься как отсутствие интереса к сохранению либеральных демократических традиций. Идентифицируя свою деятельность с великим делом свободы в интересах широких слоев населения, республиканцы рассматривали самих себя, как единственных защитников гражданских и политических свобод. Они драматизировали ситуацию, переводя противостояние с рабством в плоскость борьбы сил добра и зла, свободы и угнетения, демократии и аристократии, говорили о нарастании «неразрешимого конфликта»[1538].