Звонят телефоны, бегут люди с бумагами с этажа на этаж. Перед Высоким Лицом склоняется его референт:

– Ваше задание выполнено. Новых больных нет. Можно доложить Генеральному Секретарю, что эпидемия предотвращена. Карантин можно снимать.

Высокое Лицо кивает:

– Снимайте!

…Распахиваются ворота больницы на Соколиной Горе. Десятки людей высыпают за ворота. Солнечный день. Из ворот выходят пассажиры поезда. Не узнав друг друга в толпе, в разные стороны расходятся старуха в унтах, Людмила Игнатьевна, Скособоченный и Гусятник. Идут члены коллегии. Григорьев разговаривает с Есинским. Есинский говорит ему:

– Понимаете… Меня взяли с Московского вокзала, в Ленинграде. Боюсь, что жена моя бог знает что подумала.

– А меня из дома забрали. Но… Тоже подумала, наверное.

Идут горничные из гостиницы, жильцы гостиницы, люди незнакомые между собой и знакомые…

…У ворот больницы стоит одинокий воронок. Мы уже перестали испытывать неприятное чувство при виде этих мрачных машин. Но… двое выходят из воронка, врезаются в толпу и оттесняют человека в пальто с барашковым воротником.

– Алексей Иванович Журкин?

– Я вас слушаю, – спокойно отвечает Журкин.

– Будьте добры, – ласково приглашает Журкина сотрудник, – мы хотели бы с вами побеседовать…

Толпа как-то рассеивается вокруг Журкина, и он по опустевшему вдруг проходу идет к машине в сопровождении двоих…

…Время поцелуев, встреч. Нашлась пропавшая дочка, Есинский гладит поседевшую голову жены, Анечка выходит из ворот, навстречу ей бежит Лора Ивановна Майер, и они, обнявшись, плачут… Рудик! Рудик! Григорьевы целуются. Множество радостных лиц.

Все герои этой истории, знакомые и незнакомые, вместе выходят из ворот больницы. Бодрая советская музыка – широка страна моя родная! И все прочее…

У Косселя дома. В кресле сидит жена Косселя. Перед ней лежит на столе портрет сына. Рукой она закрывает лицо.

– Сережа? Я думала, что ты тоже не вернешься. Что это было, Сережа? – Впервые внимательно и сосредоточенно смотрят ее глаза.