Жилищная проблема в СССР с отступлением голода вновь вышла на первый план. В конце 1934 года Торгсин обратился в Валютную комиссию СНК с просьбой утвердить подготовленный им проект о продаже за валюту квартир и дач[1263]. Право покупки квартир принадлежало исключительно советским гражданам, которые становились членами жилищных кооперативов. Валютный эксперимент с жильем должен был проходить только в крупных городах, главным образом в Москве, но были названы также Ленинград, Тифлис, Харьков, Ростов, Киев, Минск и Винница. Руководство Торгсина брало обязательство продать в 1935–1936 годах до 200 квартир на сумму 350–400 тыс. золотых рублей. Спрос на жилье исчислялся миллионами квартир, но возможности Торгсина были ограничены, да и связываться с организацией собственного строительства Торгсин не хотел[1264]. Строить для него должны были на договорных началах строительные кооперативные организации. Торгсин брал на себя лишь обязанность обеспечивать их стройматериалами, которые надеялся получать от правительства в порядке льготного снабжения. Кроме того, Торгсин просил правительство разрешить ему покупать жилье у владельцев и застройщиков с правом последующей перепродажи за валюту. При себестоимости одного квадратного метра жилплощади в 500 простых рублей его продажная цена должна была составить 35–40 рублей золотом[1265], так что двухкомнатная квартира стоила бы 1,2–1,4 тысячи, а трехкомнатная – 1,7–2,0 тысячи золотых рублей.

Одновременно с вопросом о продаже советским гражданам квартир за валюту Торгсин обсуждал вопрос о сдаче квартир иностранцам в аренду. Каждый случай аренды рассматривался специально, и решение принималось по согласованию с НКВД и НКИД. Срок аренды не мог превышать три года. На протяжении всего срока аренды Торгсин обязывался оплачивать квартплату и коммунальные услуги. Право собственности на жилье оставалось за Торгсином. Арендная плата в Москве составляла без меблировки 2 рубля золотом, а при сдаче в аренду квартиры с мебелью – 2 рубля 50 копеек золотом за квадратный метр жилой площади в месяц[1266]. Ленинградская контора Торгсина выступила с предложением оборудовать валютные дачи для иностранцев[1267].

Несмотря на усилия и новшества, поступление ценностей в Торгсин в течение 1934 и 1935 годов неуклонно падало. В условиях развития сытого разборчивого спроса невозможно было повторить голодный триумф 1933 года. Снизилось и число валютных переводов из-за границы. В письмах, шедших из СССР, уже не было голодного отчаяния, а мировое внимание теперь было приковано к судьбе евреев в Германии. Политика цен в Торгсине также не стимулировала покупательский спрос. Вопреки экономической конъюнктуре правительство не разрешало Торгсину понижать цены. Из регионов сообщали о затоваривании[1268]. Правительство вынужденно снижало валютные планы и все более свертывало деятельность Торгсина[1269]. В течение 1934 и 1935 годов Торгсин поэтапно сокращал численность сотрудников и торговую сеть, что в первую очередь коснулось нерентабельных мелких магазинов (табл. 23)[1270]. Из полутора тысяч торговых предприятий, что работали на Торгсин в 1933-м, к июлю 1934 года было закрыто около трехсот[1271]. На 1 января у Торгсина осталось 702, а на 1 июля 1935 года всего лишь 493 магазина[1272]. Бывшие магазины Торгсина становились невалютными. Вместе с залежавшимися на полках и складах товарами они переходили в распоряжение Наркомата снабжения[1273], который отвечал за внутреннюю торговлю. Работники Торгсина теряли статус привилегированных «валютных», превращаясь в обычных торговых служащих. Так, с 1 октября 1935 года СТО отменил выдачу «золотых пайков» торговым работникам Торгсина и уравнял их в зарплате с работниками общей торговой сети, что, по словам его руководства, на треть снизило их реальную зарплату[1274].