То, что международные институты могут не быть демократическими по своей сути, известно в течение уже некоторого времени и не кажется удивительным. В конце концов, они преимущественно являются исполнительными бюрократическими структурами, и большинство их наиболее влиятельных членов одобряет этот порядок. Международные законодательства так и не оправдали надежд интернационалистов XIX в., и, как показывает судьба Европарламента и Генеральной Ассамблеи ООН, в XXI в. положение вряд ли изменится[539].

Новым с исторической точки зрения здесь являются падение престижа национальной суверенности и путь, которым через свою политику (как при кризисе Еврозоны) органы интернационального управления и регулирования подавляют внутреннюю легитимность и единство отдельных государств. Конечно, они не превращают демократии в диктатуры – в наше время мало кто верит в диктатуру, – хотя правление Путина в России демонстрирует, что и такое возможно. Однако они лишают влияния репрезентативные институты и ограничивают их способность действовать.

Тем не менее этот процесс не очень беспокоил основную массу американских политических комментаторов, поскольку США оставались исключением и в большей степени, чем любая другая страна за последние полвека, уклонялись от принятия на себя всеобщих международных обязательств, а их государственную суверенность яро защищал Конгресс. Отклонение президента Буша-младшего в сторону односторонности американские обозреватели резко критиковали, потому что в предыдущие пять десятилетий Соединенные Штаты так много выиграли, так мало пожертвовав, благодаря многосторонним отношениям. Сочетание универсалистского языка с исключительным статусом позволило американским ценностям и влиянию распространиться по всему миру, а стоило это стране совсем немного с точки зрения как финансов, так и людских ресурсов и политических ограничений. Такая свобода, по сути, усилила во всем мире отход от формальных договоров с обязательствами (слово, всегда сильно раздражавшее Конгресс) в пользу неформальных правил и норм, которые сами США и разрабатывали. Только по опасениям американских правых о подрыве суверенности и о маловероятности мирового правительства мы имеем возможность судить о том, что может произойти, когда американская эра все-таки закончится[540].

За границами США, с другой стороны, считалось самоочевидным, что интернациональные институты и нормы постепенно превратились в способ ослабления суверенности, а не ее упрочения. В 1971 г. предполагалось, что обусловленность не принесет результатов, если условия станет выдвигать МВФ, так как обращающиеся к нему государства не допустят вмешательства в их внутренние дела. С тех пор Всемирный банк и МВФ, а также многие менее заметные, но не менее влиятельные организации неоднократно вмешивались в дела других стран якобы из соображений экономической рациональности. Параллельно ООН, начиная с Кофи Аннана, стала одобрять интервенции как международный гуманитарный долг, а при Пан Ги Муне этот процесс продолжился в рамках «ответственности защищать»[541].