В другой фантазии Нико повсюду ходил за ней в настоящем, удивляясь, как все чертовски изменилось. Он был Рип ван Винкль[95], и она должна была объяснить ему современный мир. Она играла в это в чикагском аэропорту по пути в Париж. Хоть ее мысли и занимала Клэр, на поиски которой она отправлялась, она вдруг ощутила рядом Нико на движущейся дорожке, когда проезжала мимо рекламы со словами «брандмауэр для вашего облака». Как она могла бы объяснить ему, зачем облаку нужна огнеупорная стена? Стоило Нико возникнуть в ее сознании, как он уже сопровождал ее повсюду в аэропорту: заказывал вместе с ней еду на айпаде в пиццерии, вздрагивал в туалете при автосмыве, читал титры в выпуске новостей и спрашивал, что такое биткойны. Он спрашивал, почему все ходили, уставившись в калькуляторы. «Ты живешь в будущем, – говорил он шепотом. – Ух ты, вот оно, будущее».

А когда она видела что-то, совершенно понятное брату – малыша, уронившего соску и плачущего, «Макдоналдс», целую стену (как такое еще возможно?) таксофонов – у нее возникало чувство, что мир такой, как надо.

А еще бывало, что она просто мысленно комментировала происходящее с ней, когда что-то словно относилось к другой эпохе. К примеру, сейчас она сказала себе, что сидит здесь с Куртом Пирсом, и они беседуют. Что Ричард занят у себя в студии, а ей нужно будет позвонить потом Сесилии. Все это было бы в порядке вещей в 1988-м году.

Не считая того, что Курт тогда был подростком, а не этим бугаем, сидящим напротив нее, расставив ноги на полкомнаты. И Джейк в том времени не подпирал бы стену, сложив руки на груди, изображая телохранителя.

Курт казался трезвым, сознательным. Голос у него был тихим и до невозможности глубоким.

– Я не знаю, насколько могу быть с тобой откровенен. Не знаю, вдруг ты попытаешься что-нибудь устроить.

– Что-нибудь устроить! – сказала Фиона, но тут же осадила себя.

Ей нельзя было выходить из себя.

– Слушай, – сказал он, – я всегда считал, она с тобой вела себя слишком жестко. Ты делала все, что могла. И ты стараешься. Я это понимаю.

Он казался таким молодым. Все это время она его ненавидела, поскольку причисляла, скорее, к своей возрастной группе, чем к ровесникам Клэр – а он был всего лишь мальчишка, этакий дурень-хипарь.

– Слушай, – сказал он, – я не хотел, чтобы все так вышло. Я одно время здорово косячил. Но все в порядке. Мы все нормально живем. Эй, что у тебя с рукой?

– Они здесь, в Париже?

– Я могу тебе сказать, что все живы и здоровы. Но больше добавить нечего – я не в том положении, чтобы все тебе выкладывать. Мне повезло, что я смог вернуться в их жизнь. Повезло, что Клэр позволила мне это.