Но не будучи фанатиком, он все же «до конца веровал в идеи национал-социализма». И здесь мы подходим к главному: к вопросу о вине и ответственности. Писатель признается: хоть он и не лез в первую шеренгу, однако, подчиняясь «некоему рефлексу, держал равнение на знамя», о котором пелось в песне, что оно, знамя, означает нечто большее, «чем смерть». И он «шагал в общем строю». «Мою веру не омрачали сомнения, меня не может оправдать ничто». Обо всем этом он рассказывает в своих воспоминаниях, названных «Луковица памяти».

Он искренне считал, что отечество в опасности, поскольку окружено врагами. Его возмущение вызывали разве что местные партийные бонзы, «золотые фазаны» (которых называли так за золотой партийный значок – И. М.). Они трусливо уклонялись от фронта, «отсиживались в тылу». Зато донимали молодежь речами, произнося «всуе святое имя фюрера, которому мы верили, нет, в которого я лично верил, не утруждая себя лишними вопросами…»

И вот это основное, решающее признание. О нем и его поколении «даже не скажешь: «Нас совратили!» Нет, это мы позволили, я позволил себя совратить».

Это сказано спустя шесть десятилетий после разгрома нацистского рейха. Но Грасс, как и многие его коллеги-литераторы, размышляет и пишет о вине с первого дня, как всерьез взялся за перо.

Грасс уже в первом своем выдающемся сочинении – романе «Жестяной барабан» (1959) в свойственной ему пародийно-сатирической манере, говорил, в частности, о показном преодолении вины, которое тоже имело место. Его герой посещает некий «луковый подвальчик», где на деревянных досках подают лук (вот она, любимая Грассом луковица, одна из его многочисленных смысловых метафор). Очищая и разрезая лук, посетители погребка льют слезы – так они пытаются выплакать свою вину. Если не получается по-настоящему, то хотя бы такая луковая имитация!

Вот, наконец, юный, жаждавший пройти испытание в бою, Грасс получает призывную повестку, испугавшую его родителей. Повестка лежала на столе, и писатель ее отчетливо помнит. От его памяти упорно прячется только одно: что было выведено на ее шапке? То есть в какие войска его призывали? «Никакие вспомогательные средства не срабатывают. Разглядеть шапку бланка не удается».

Можно, пишет он, утешить себя цитатами: «Повестка и события, последовавшие за ней, – все это уже жевано-пережевано, облечено в выстроенные надлежащим образом слова и сделалось книгой». Его роман «Собачьи годы», последняя часть так называемой «Данцигской трилогии», растянулся больше, чем на семьсот страниц. Там подробно описано, как один из персонажей, тоже получивший повестку, становится солдатом и заводит дневник. Там встречаются такие строки: «Я пока не видел ни одного русского… Два дня я не мог ничего записать в дневник, потому что у нас было соприкосновение с противником. Многих наших уже нет в живых. После войны я напишу книгу…»