— Он говорит, что иногда не может понять, проходит ли время или, скорее, как много проходит времени, — Пирс сказал Ру за завтраком. — Он иногда думает, что прошли дни с того момента, как я поднимался к нему. Что после моего ухода до моего возвращения прошло несколько часов, когда на самом деле несколько минут. Не верит. Просто не отличает.

— Скажи ему, пусть молится, — сказала Ру. Она делала Вите прическу.

— О боже.

— Нет, именно это. Он помнит все молитвы. «Радуйся, Мария»[646]. «Отче наш»[647]. Все что угодно. Он их не забудет. И скажи ему, что он должен молиться и вести счет, и таким образом он узнает, сколько времени прошло. Пусть сконцентрируется на этом.

Он посмотрел на нее: заколка для волос в зубах, темные локоны Виты в руках.

— Ладно, — сказал он.

— Просто еще один день, — сказал Пирс, загружая продукты в свою машину, фургон «фестина»[648]. — Еще один день живущих и борющихся на полях данного и возможного.

Борющийся от слова борьба, подумал он, как живущий от жизнь. Жениться от жена. Он позвал отца и детей. Отправляемся в путь. Путь по-латыни — Via, а Via — это Vita; мы так думаем, потому что мы животные, которые знают, что мы отправились в путь; что мы выходим откуда-то и идем куда-то, и где-то может быть хорошо, а где-то плохо, но мы этого не знаем.

— Жмите на гудок, — сказала Вита. — Пока-пока, дом.

— Пока-пока.

— Пока-пока.

По дорогам, которыми они ехали к Дальним горам, обычно бродили огромные животные, но сейчас их по большей части не было; последних из них, усталых и медленных, можно было легко разглядеть на обочине, с поднятым капотом или оранжевой наклейкой, закрывшей зеркало: «пумы», «мустанги», «скаты», «барракуды», «орлы», «рыси». У новых машин не было ни звериных имен, ни цифровых, ни названий пленительно быстрых вещей, вроде «корветов»[649], «дротиков»[650] и «корсаров»[651]; их имена были бессмысленными слогами, которые, быть может, являлись их тайными подлинными именами в той стране, откуда они все прибыли, в Автоленде: так Пирс говорил своим дочкам. «Камри»[652]. «Джетта»[653]. «Джолли»[654]. «Королла»[655]. Его собственная «фестина», имя которой, он был уверен, не имеет ничего общего с латынью[656].

Вороны взмывали над зеленеющими полями или приставали к мертвым вещам на обочине, подпрыгивая и деликатно поклевывая.

— Да благословит вас бог, вороны! — кричали девочки; иногда их мать тоже приветствовала это мрачное племя, потому что ворона была ее тотемом из-за фамилии Корвино[657]. — Приятного дня! — кричали они вслед улетающим воронам. — И мы правда желаем вам этого!