Уродец посмотрел на Курцера прямо, открыто и пристально. В его больших чёрных глазах что-то на мгновение зажглось и сейчас же потухло, он даже как будто слегка зевнул.
— То, что я знаю о профессоре Мезонье, — сказал он вяло, — заставляет меня не согласиться с вами. Успех императивных мер, по-моему, здесь больше чем сомнителен.
— А вы думаете, я сколько-нибудь надеюсь на успех? — сказал вдруг Курцер зло и раздражённо. — Гарднеру всё равно придётся вступиться рано или поздно, но лучше бы сразу было начать с него... — И он взялся было за шляпу.
Уродец глубоко вздохнул, вынул руки из карманов и прошёл к столу.
— Одну минуточку! — сказал он. — Я вам кое-что дам на дорогу.
Он выдвинул ящик стола и выкинул несколько книг в разноцветных бумажных обложках.
— Вот, посмотрите, — сказал он, — в особенности этот том «Ежемесячного обозрения наук и искусства». Здесь есть интересная статья доктора Ганки.
Курцер быстро взглянул на него, но он не улыбался, и птичьи глаза смотрели по-прежнему прямо и тускло.
— Я знаю эту статью, — сказал Курцер и взял журнал.
— Ну и отлично, — облегчённо вздохнул черноволосый уродец. — А как ваше самочувствие вообще?
— Благодарю вас, — хмуро сказал Курцер. — Оно таково, что я полностью выполню всё, что вы мне поручили.
Придя домой, он долго ходил по кабинету, насвистывая какую-то идиотскую арийку, что-то думал, соображал и наконец сел за стол и начал писать.
Так его и застал Гарднер, которому он вручил письмо.
— Заверьте его, — сказал Курцер, — что я немного болен, лежу в кровати, но через несколько дней буду в городе.
Гарднер посмотрел на него в недоумении.
— Значит, вы не войдёте в город вместе с нами? — спросил он.
Ему под секретом рассказали, что Курцер назначается имперским наместником этой новой провинции, или протектората, и вступает в свои обязанности немедленно. Про миссию же специального порядка он знал смутно и не всё, ему только специальным отношением из министерства запретили касаться профессора Мезонье без ведома или санкции Курцера. О родстве же Мезонье и Курцера он знал до сих пор только то, что сообщали ему в министерстве, то есть, по существу, ничего, кроме голого факта, который мог быть расценён по-разному. Даже настоящие намерения Курцера ему были не вполне известны.
«Во всяком случае, профессор не особенно обрадуется этому письму, — быстро решил Гарднер, смотря, как Курцер вертит в руках зажигалку. — Да, если такой начнёт чего-нибудь добиваться...»
А Курцер спрятал зажигалку, подошёл к столу, отпёр нижний ящик и вынул оттуда продолговатую и жёлтую, как спелый южный плод, бутылку. Взял её в руку, подошёл к окну и посмотрел в стекло, как в грань какого-то гигантского кристалла.