«Краденый», — подумал Войцик.

Он отыскал глазами в углу кресло, наискосок от стола, пошёл и сел в него, и тогда над ним с тёмно-оливкового полотна наклонилась Венера, только что вышедшая из породившего её океана, и посмотрела на него с тихой и мудрой улыбкой. С её тела спадала на сиреневый песок побережья самая лёгкая вещь в мире — морская пена — тот единственный материал, из которого она могла быть создана даже богами.

«А вот Еву синайские евреи просто вылепили из куска сирийской глины», — почему-то смутно подумал Войцик. Он поднял глаза и увидел Гарднера.

Гарднер сидел за столом, поглаживая бронзовую чернильницу в виде лотоса, и лиловатые губы его уже вздрагивали.

«И лотос этот тоже украл», — пронеслось в голове Войцика.

— Вам никто не предлагал садиться, — вдруг с раздражением сказал Гарднер и приподнялся со стула. — А ну, встать сейчас же!

Войцик только хмыкнул и заложил ногу за ногу.

— Зачем вы так кричите? — спросил он спокойно. — Вы же знаете, стоя я разговаривать не буду.

— Не будете? — спросил Гарднер мурлыкающим голосом. — А не много ли берёте на себя? Будете! Заставлю!

— Имейте в виду ещё вот что, — продолжал Войцик так же спокойно, — я ведь отлично понимаю, для чего вы меня сегодня вызвали.

— Понимаете? — ласково спросил Гарднер, и тонкие губы его опять вздрогнули.

— Ну, разумеется, — спокойно и даже небрежно ответил Войцик.

— А что же вы такое знаете? — спросил Гарднер с той же сладкой ненавидящей улыбкой, рассматривая его четырёхугольное лицо, всё в тёмных пятнах и подтёках.

Войцик быстро вздохнул, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

— Что, не выспались? — снова спросил Гарднер. — Камера плохая?

— Нет, почему же, камера как камера, — мирно ответил Войцик. — В других, наверное, набито по сто человек, но с тех пор как вы посадили ко мне эту сумасшедшую мартышку, я ещё не сомкнул глаз.

Гарднер улыбнулся одной щекой и пожал плечами.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Мартышка— это Ганка, конечно. Но отчего же вдруг «мартышка»? Я же думал, наоборот: вот старые друзья, есть о чём поговорить, — а он мне вдруг «мартышка». — Он снова повернулся к Войцику. — Вы что, может быть, думаете, что он вас выдал? Нет, не беспокойтесь, я знал ваше настоящее имя ещё до ареста. Да, так чем же плох Ганка?

— Свёл его с ума, да ещё и спрашивает.

— Кто? Я? — удивился Гарднер и даже руку приложил к груди.