— Осторожнее со ступеньками. Они через одну сломаны.

Знаю, что совершил большой грех, и этому греху древние греки дали название.

Hubris... Грех гордыни...

Отсутствие чувства меры и наглость одновременно. Состязание с Богом, присвоение права управлять судьбами. Вот, что мы сделали, и сделали в полной безнаказанности, презрев все законы, получив абсолютную свободу, когда-либо предоставленную писателям.

Четверо или пятеро психов, которые ведут меня по обветшавшему коридору, прекращают болтать, когда мы оказываемся перед двустворчатой дверью. Что же делать? Я могу захлебнуться в истошном крике — меня никто не услышит. Могу возмущаться, сколько влезет — им плевать. Они спасли меня для того, чтобы заставить заплатить как можно дороже за мое спасение.

Двери открываются.

Огромный пустой зал. На расставленных квадратом стульях сидят десятка три мрачных типов. Это похоже на обстановку в зале судебного заседания.

Процесс...

Мой процесс.

Меня усаживают в подобие бокса. В зал входят еще несколько человек и рассаживаются с торжественным видом, словно члены Верховного суда.

И среди этого сюрреалистического кошмара я неожиданно начинаю понимать, как всем нам, заблудшим душам, нужна вера в сказки. Не проходило и дня, чтобы кто-то из нас не вспоминал домохозяйку из Вара и безработного из Рубе. Но среди девятнадцати миллионов заинтригованных неизвестных зрителей были и старая дева из Авиньона, и отшельник из Воклюза, и хандрящий вандеец, и сироты со всех уголков страны. Были одинокие, сломанные жизнью. Неуравновешенные, снедаемые тревогой, брошенные на произвол судьбы. Те, у кого не было ни семьи, ни друзей — ничего, кроме телевизора. Те, чье желание поверить в сказку было столь сильным, что любое правдоподобие им только мешало. Да и как можно отказаться от фантазий, когда жизнь то и дело бьет по голове?

Они сами отождествляли себя с героями. Нам достаточно было лишь немного приоткрыть дверь, чтобы они устремились в нее и открыли для себя новый мир. Мир, который можно завоевывать. На их пути было множество ловушек, им приходилось расшифровывать знаки и пробиваться сквозь темноту. Эта работа делала их более гордыми, более ловкими. И только в конце каждой серии начиналась их настоящая Сага, и было неважно, найдут ли они в следующей серии ответ на свой вопрос — они отважились пробраться туда, куда их никто никогда не приглашал.

И все это мы убили нашей 80-й серией.

Те, кто судит меня сегодня, были, несомненно, самыми ревностными верующими и самыми уязвимыми. Они требовали гораздо большего, чем мы могли им дать.