Светлый фон

Она достает из ящика стола рукописную страничку и протягивает ее мне. Это какой-то эпизод из 5-й серии «Саги».

— Послушать тебя, ты был занят сочинением восьмого чуда света... Сценарий валялся на кровати, и мне было интересно заглянуть в него.

— ...?

— Сцена 21.

Я, комкая, перелистываю половину страниц, мои руки становятся все более потными. 21-я сцена... 21-я сцена... Что там было, в этой чертовой сцене, пропади она пропадом!

Сцена 21. Гостиная Френелей. Павильон. День Джонас Каллахэн и Мария Френель одни в гостиной. Она заваривает чай. Джонас. Скажите, мадам Френель, Камилла всегда была такой? Мария. Вы хотите сказать, такой меланхоличной, такой замкнутой? Нет. Это была жизнерадостная девочка, она любила пошутить, повеселиться... Джонас. Я сделаю все, чтобы она снова стала как прежде. Мария. Вы прелесть, Джонас, но если хотите знать мое мнение, то я могу сказать, что именно может вернуть ей вкус к жизни и утраченный энтузиазм. Джонас. Это было бы замечательно! Мария. Ребенок. Джонас вскакивает, опрокидывает чашку с горячим чаем себе на колени, но даже не замечает этого. Он пристально смотрит на Марию. Джонас. Я так влюблен в вашу дочь, что она может попросить у меня все, что угодно... Бросить работу полицейского, стать бандитом. Опуститься до алкоголика, чтобы походить на отца. Достать из могилы и вернуть к жизни Шопенгауэра, добиться от него признания, что он всю жизнь ошибался. Пустить себе пулю в лоб, чтобы доказать, что в смерти нет ничего исключительного. Она могла бы потребовать и большего. Но только не ребенка! Он отворачивается к окну, избегая удивленного взгляда Марии. Джонас. Пусть ей сделает ребенка кто-нибудь другой, если она иначе не может стать счастливой. Но я не способен быть отцом. Одна мысль о том, что живое существо может быть плотью от моей плоти, приводит меня в ужас. Я хочу, чтобы после меня все закончилось, чтобы я был последним. Я не могу произвести на свет существо, которое будет страдать всю жизнь и в конце концов умрет в страданиях. Не хочу переживать за него, мне хватает своих забот. А если я не смогу полюбить его, что тогда? Вы полагаете, что любить ребенка это естественно? Я буду слишком бояться, что невзлюблю его с самого рождения, что буду отыгрываться на нем за то, что он встает между мной и той дорогой, по которой я хочу идти. Произвести на свет ребенка... Если бы я считал, что у этого мира есть шанс, я бы не стал полицейским. Пожалуй, мне не стоит продолжать. У меня никогда не будет детей. Он выходит из гостиной.