Светлый фон

Но их банду пригрел граф Строганов, сам царь и бог в уральских пределах, и сказал примерно так: ладно, перед государем я вас отмажу, но вы должны сделать то-то и то-то.

Так и началось «завоевание Сибири Ермаком».

Какой миф из сего сотворили – все знают.

Пример с Ермаком я привожу потому, что здесь все соединилось: бандиты, проходимцы, невинные жертвы, частные амбиции местных правителей, государственные интересы, экспансия России и, разумеется, миф.

Колониализм был неизбежен. Потому как неизбежна и неостановима страсть человека к открытию окружающей земли. Чаще всего эта страсть изначально соединялась с государственным расчетом на приобретение новых владений и грабеж их, как это было с Колумбом. Иногда вначале следовало открытие, а потом завоевание и грабеж. Затем сочинялись сказки про мужественных первопроходцев-романтиков и кровожадных дикарей-аборигенов. Затем – про бремя белого человека и дикарей, которые не понимают собственного счастья от принесенной им цивилизации. И, как правило, никто не задается вопросом: а нас просили нести им эту самую цивилизацию?

В общем, колониализм есть колониализм. Где-то Россия шла с крестом, а где-то с мечом, то есть завоевывала. А точнее, как и везде в мире, с крестом и мечом. И точно так же удерживала. И изображать российскую экспансию этаким сю-сю-колониализмом – конечно, «лажа» и «лапша на уши».

Но все же русский колониализм разительным образом отличался от общемировой практики. В истории российского колониализма – исключая Кавказскую войну – не было ставки на тотальное уничтожение, на геноцид, не было жестокого противостояния народов. Вспомните практику уничтожения индейцев в Америке. Совсем другая картина.

Это очевидно, если смотреть на историю страны непредубежденным взглядом. А вот объяснить – сложно. Во всяком случае – однозначно объяснить.

Можно только предполагать. Быть может, причиной тому громадные пространства Евразии: земли много, всем места хватало – и коренным народам, и пришлым русским.

А потом, с чего бы русскому человеку заноситься, считать аборигенов существами ниже себя? Ведь русский человек был угнетен, замордован властью и хозяевами часто посильнее, чем почти вольный абориген. То есть они были равными и ощущали себя равными. Конечно, в таких случаях своя замордованность и униженность часто вымещается на тех, кто теперь еще слабее, то есть на аборигенах. Это так. И так, разумеется, было. Но в любом случае уровень отношений иной, чем, к примеру, отношения английских солдат с индусами.

А еще я считаю главным здесь характер русского человека, обусловленный самим его происхождением. Русский человек XVI–XVIII веков знал своих родичей, свое происхождение, от бабушек и дедушек был наслышан о предках-половцах, славянах, литовцах, татарах-болгарах, меря, мордве и чуди. Особенно это характерно было для знати, которая вела записи своих родословных и гордилась ими. Русское дворянство в значительнейшей степени – потомки выходцев из Золотой Орды и Литвы. (Ведь по нынешним временам даже смешно звучит, если сказать: потомки ордынского мурзы Аслан-Ермола и ордынского князя Чета – генералы Ермолов и Вельяминов – покоряли для России Кавказ.) И он, русский человек, никогда не относился к инородцам с завоеванных и занятых земель как к существам ниже себя. Колониализм был, а расизма не было. Русский человек легко роднился с аборигенами, русские легко входили в жизнь аборигенов, и аборигены легко становились российскими подданными во всей полноте. Особенно если принимали православие. К примеру, те же казаки. В исторически и этнически пестрое сословие казаков доныне входят и буряты, и якуты, и калмыки. Разумеется, православные. Немногие знают, что калмыки до сих пор делятся на дербетов, тургутов и… казаков. Немногие знают, что флаг области Всевеликого войска Донского был трехцветным: синим, желтым и красным. Красный цвет означал казаков-донцов, синий – иногородних, а желтый – казаков-калмыков. Трудно представить американских индейцев в составе национальной гвардии или в роли техасских рейнджеров.