Об этом, в частности, пишет и П. Н. Зайцев, комментируя ситуацию с организованным им самим кружком:

Зашел разговор о кружке, его задачах, целях, регламенте… Чуть ли не Булгаковым было произнесено «орден», т. е. что кружок наш должен принять форму своеобразного литературного ордена. Сгоряча в первую минуту все как будто отнеслись к этому проекту даже несколько восторженно. Но уже через другую минуту у каждого из нас порознь и, может быть, у всех одновременно возникла опасливая мысль, а нет ли в нашей среде «длинного языка». Дело было вполне безобидное. Предложение об ордене имело смысл скорее шуточный, декоративный. Но как знать!.. В нем все почувствовали какой-то опасный душок и уклончик… И на следующем собрании вопроса об ордене вовсе не поднимали. И все-таки на одном из собраний Булгаков сделал краткое сообщение о его вызове и своем визите и разговоре по поводу нашего кружка. Кружок уже привлек к себе внимание… А мы еще говорили об ордене!.. Мы все играли с огнем, а больше всех я, и дело было не в том, чтобы как-то проверять или прощупывать каждого из членов… <…> Но самое главное было то, что уже уходили безвозвратно в прошлое такие кружки. Вся политическая обстановка предостерегала от таких кружков. Уж лучше «Стойло Пегаса» или стойбище «Никитинских субботников» Е. Ф. Никитиной, совершенно открытое для всех, прямо улица, чем такой вот все-таки не для всех открытый и доступный кружок… А проверяй, не проверяй его членов, все равно и в нем окажутся длинные уши и длинный язык… Хотя, может быть, в нем ни слушать-то, ни сообщать о нем нечего…[864]

Зашел разговор о кружке, его задачах, целях, регламенте… Чуть ли не Булгаковым было произнесено «орден», т. е. что кружок наш должен принять форму своеобразного литературного ордена. Сгоряча в первую минуту все как будто отнеслись к этому проекту даже несколько восторженно. Но уже через другую минуту у каждого из нас порознь и, может быть, у всех одновременно возникла опасливая мысль, а нет ли в нашей среде «длинного языка». Дело было вполне безобидное. Предложение об ордене имело смысл скорее шуточный, декоративный. Но как знать!.. В нем все почувствовали какой-то опасный душок и уклончик… И на следующем собрании вопроса об ордене вовсе не поднимали. И все-таки на одном из собраний Булгаков сделал краткое сообщение о его вызове и своем визите и разговоре по поводу нашего кружка. Кружок уже привлек к себе внимание… А мы еще говорили об ордене!.. Мы все играли с огнем, а больше всех я, и дело было не в том, чтобы как-то проверять или прощупывать каждого из членов… <…> Но самое главное было то, что уже уходили безвозвратно в прошлое такие кружки. Вся политическая обстановка предостерегала от таких кружков. Уж лучше «Стойло Пегаса» или стойбище «Никитинских субботников» Е. Ф. Никитиной, совершенно открытое для всех, прямо улица, чем такой вот все-таки не для всех открытый и доступный кружок… А проверяй, не проверяй его членов, все равно и в нем окажутся длинные уши и длинный язык… Хотя, может быть, в нем ни слушать-то, ни сообщать о нем нечего…[864]