С. И. Малашкин – Сцена с рабочими производит громадное впечатление. Пьеса ценна тем, что она связана с современностью. Это большое произведение, напоминающее «Юлия Цезаря» Шекспира.

В. М. Волькенштейн – Технически пьеса не вполне сделана. Лучше всего удался первый акт, во втором – недоработан финал. Фигуры в общем свинчены, но не до конца. Интрига очень четкая – жулики одолевают большого человека. Если вещь доработать, то она будет вполне осуществима сценически. Неправильно называть эту пьесу трагедией – это скорее мелодрама или хроника, в этом направлении ее и надо доработать. Связь с современностью очень зыбкая.

Валентин Михайлович Бебутов – Впечатление от пьесы и от отзывов о ней – хаотическое. Если Ф. Ф. упрекают в чрезмерной риторике и пафосе, то в его языке есть в то же время срывы к простой речи, звучащие по-Аххровски. Женские образы действительно несколько «голубые». Экспозиция включает так много материала эпохи французской революции, что задыхаешься. Надо несколько просветлить первые акты, иначе восприятие будет очень затруднено.

Алек-ндр Як. Таиров – Работа Ф. Ф. еще не закончена. Робеспьер не показан ни в глубину, ни в ширину. Это скорее «Падение Робеспьера». Это не трагедия, а скорее хроника, в которой события изложены в хронологической последовательности. Еще лучше – это что-то вроде хроникальной оратории – по сюжету – хроника, по стилю – оратория. В концепции пьесы места для женских ролей нет – их нужно сократить. Язык выбран правильно, но еще не доработан, и иногда не звучит.

Фед. Ник. Каверин – Лучшие места в роли Робеспьера не даны автором. Фокусники во втором акте вовсе не нужны. Затем неизвестно почему все нужные автору люди собираются на бульваре. Надо чтобы автор больше полюбил театр, захотел, чтобы актеру было, что играть в пьесе. Пьесу можно сократить до размеров трехактной.

Мих. Вл. Морозов – Непонятно, почему погибает Робеспьер, и откуда его сила. Так как не дана увязка Робеспьера с революцией, не получилось и трагедии[869].

Как видим, обсуждение начиналось с реплик либо хвалебных, либо содержавших осторожные замечания. Резко критическое и дерзкое высказывание Булгакова переломило ход заседания, и выступавшие после него в основном критиковали высокопоставленного автора. Это вполне соответствует рассказу Е. С. Булгаковой. Однако текст напечатанного на машинке и, несомненно, отредактированного протокола существенно отличается от ее театрализованной и гротескной записи, сделанной по памяти и по рассказам М. А. Булгакова, она не могла буквально воспроизводить ход обсуждения. Протокол, записанный М. Я. Козыревым, также мог не вполне отражать реплики ораторов, конспективно сокращать их и дипломатично сглаживать как резкость критики, так и откровенную сервильность. В частности, в передаче Е. С. Булгаковой приводится весьма пространное выступление М. А. Булгакова, в то время как в протоколе его реплика резкая, но крайне лаконичная. Протокол субботника 1929 г. можно дополнить и другими материалами. Сохранились сделанные на заседании две шутливые записки В. М. Бебутова, поддержавшего М. А. Булгакова: